Людмила Энжел - Пепел 2. Бездна.

Я улыбаюсь, мёртвая балерина в углу рвёт свою кожу на груди, освобождая осколки рёбер, ей хочется дышать, но она и есть часть воздуха, часть сигаретного дыма.

- Я убью тебя! - Лиам швыряет меня на кровать, а я смеюсь, моё безумие выходит из меня срывающимся истеричным хохотом.

- Так, что же ты медлишь? Давай, трусливая тварь, прикончи меня! Того, кто управлял твоим сознанием и был твоим сладким грехом, ты должен был убить меня ещё тогда, как ты позволил себе оставить меня?

Он с рёвом бросается в атаку, но Энн влетает в его раскрытый рот невидимой материей, и он подает на колени перед кроватью. Мир безумно кружится над головой, я окончательно сошёл с ума, мне так нравится это безумие. Я задыхаюсь, я смеюсь, всё вокруг превращается в пыльный старый замок с выцветшими гобеленами и потёртыми позолоченными, резными рамами, вокруг тусклые свечи. Я здесь!

- Что такое Лиам? - я подползаю к краю кровати и смотрю на него, водя пальцем по его щетинистой щеке, - Ты внезапно ослаб! Каково это, быть слабым? Каково это не иметь выбора? мм? Что ты чувствуешь?

- Я убью тебя! - его голова неестественно наклоняется в сторону, потом в другую, кости шеи хрустят, он вопит, словно раненное чудовище, - Убью! - кровь хлещет из его рта.

Я встаю и достаю из своих карманов тупое лезвие.

- Режь себя! - Протягиваю ему и ложусь обратно на кровать, нет, это уже не та кровать, это ложе с тяжёлым бархатным балдахином, в складках которого засохли пауки и мошки. Я снова смеюсь, я опьянён своим безумием, мне хорошо.

Он борется сам с собой, пытаясь изрезать себе руки и одновременно остановить себя, голова его беспомощно болтается на плече с высунутым кровавым языком.

- Нет, нет! - первый же удар, заставляет его кровь брызнуть на грязные шторы, притаившиеся мотыльки взметываются в воздух, пламя свеч колышется в потоках воздуха, - Нет! - он полосует свои руки мощными глубокими порезами, один из которых перерезает сухожилия на левой руке, и она так же беспомощно виснет.

- Я убью тебя, шавка! - его голос булькает и хрипит, прорываясь сквозь потоки крови.

Я поднимаюсь и возвышаюсь над ним, он скрючился на полу, всё ещё сопротивляясь призраку мёртвой балерины внутри себя, но я-то знаю, с каким наслаждением она убивает его.

- Ещё, Лиам, ещё! Режь сильнее, я хочу, чтобы ты вонзил лезвие в самое мясо, отрежь куски свое плоти и сожри их, ты, тупой оборотень, тебя послали, чтобы убить меня, надеюсь, они сейчас видят то, что я делаю с тобой. Сдохни, тварь! - такой ненависти я не ощущал давно, она возвращает меня к жизни, и все эти годы, всю боль, всю силу, я вкладываю в этот момент! - Сдохни! Сдохни! - сотни, тысячи загробных голосов вторят мне. Я останусь здесь навсегда, с мёртвой Энн и такими же мёртвыми незнакомцами, мы будем гнить, не отличая свет от мрака, но я вытяну всю жизнь из оборотня, однажды, отдавшись ему, я предал себя, а теперь, я себя возвращаю! - Сдохни!

Блеск гаснет в его покрасневших глазах, он скручивается на полу сильнее, воск воображаемых свеч капает ему на лицо и изрезанные руки. Я вдыхаю сладкую пыль, мой смех разносится по пустым комнатам замка, населённого лишь бестелесными призраками.

- Я здесь, и я убил тебя, оборотень! Страшных снов тебе… навеки!

Я падаю рядом, задыхаясь от восхищения, расписной потолок кружится надо мной, вместе с роем мотыльков в безумном ритме вальса. Энн выползает из обмякшего тела Лиама и прижимается ко мне.

- Если бы у тебя был шанс всё исправить, что бы ты сделал?

- Ничего! Моё бессилие подавляет во мне любые светлые мысли, мне нравится быть несчастным, я не могу быть счастливым… уже не могу…

63.

Это ужасное паршивое утро, с мерзкими лучами, прорезающими холодный туман. Вчера я похоронил Ники, вместе с ним закопали остатки моего сердца, моей человечности. Его мать, беспробудная алкоголичка, истерично визжала, когда гроб опускался на дно могилы. Я не выдержал этого дешёвого театра и покинул кладбище раньше, чем кто-то успел задать мне хоть один вопрос. Я ехал в такси и размышлял на тему того, как жизнерадостный подросток страдал мыслями о суициде? Почему он сделал это? Он знал, что я не обещал ему верности до конца дней наших, и, тем не менее, до этого момента его всё устраивало, или мне казалось так. Меня смутили его раны, эти неровные рваные порезы, сколько силы надо было приложить, чтобы так разорвать себе руки? Его окаменевшее лицо, с потёками остывших слёз навсегда останется в моей памяти, как холодные руки Эвана. Тогда пять лет назад на похоронах Эвана, я не видел его лица, и запомнил только гроб, пустой кусок дерева и этот всеобщий плач. Хоронили сына известного и уважаемого человека, похищенного и замученного до смерти. Все любили Эвана, несмотря на его мрачность и странность, Ники не любил НИКТО, даже собственная мать. Поэтому эти театральные похороны неблагополучного подростка ещё сильнее полоснули мне по душе, он не был плохим, возможно, все вокруг были говнюками, но только не Ники. Выросшая среди грязи сама невинность. Попадёт ли он в ад за свою ориентацию? Будем ли мы все там? Мне кажется, если есть та сила, что решает, где нам быть после смерти, она видит, что этот ребёнок искренне любил плохого человека, и он не выбирал, каким ему быть. Боже, его рисунки в тетрадях! Его сообщения! Как мне тяжело! Я дурак! Что я натворил? Я виноват в его смерти. Ненавижу себя! Что я мог сделать? Лгать себе? Не зря мне снились те кошмары, выбор, я не мог сделать выбор, мне, как и всегда, нужно всё! Ну, кого я обманываю, я не кусок льда, я человек, я умею любить, умею скучать и привязываться, как бы там ни было, я не хотел, чтобы этот ребёнок умирал. Я, любил его, если моё пагубное чувство вообще можно назвать любовью, если любовью можно назвать ту похоть и страсть, что я испытывал к нему. Это мой дом, мне надо выходить. Мои мысли съедают меня полностью, как я останусь один в этой квартире? Ещё несколько дней назад в ней умер человек, медленно истекая кровью, пока я мирно спал в пьяном бреду. Мне нужен Эван, или тот парень, что так ловко выдаёт себя за него. Я хочу верить, что это Эван, хочу прижать его к себе, достаточно ужасов и смертей, я хочу жизни! Я так устал…

Эван приехал быстро, буквально через минут сорок после того, как я набрал его номер. Он улыбался мне странной вымученной улыбкой, и я не мог не заметить глубокие укусы на его запястьях, совсем свежие. Я не стал ничего говорить. Мы долго молчали, но это было лучше, чем что-то говорить, и это было хорошо. Потом был секс или то, что можно было назвать им, я постоянно пребывал в своих мыслях, не в силах вернуться в реальность, не в силах ощутить ту страсть и животное влечение, мне было всё равно. Эван что-то рассказывал мне, раскуривая сигареты прямо в кровати, а я думал о том, кем я был в прошлой жизни. Имя, которое я слышал много раз, но которое редко припоминал -Лирой Найтл. Хорошим ли я был человеком там? Почему я покончил жизнь самоубийством? Я долбанный философ, я идиот!