Дмитрий Хворост - История первая. Беглец. История вторая. Странник.

— Извините, но мой мозг отказывается работать, когда спят даже звёзды, — ворчливо, с толикой укоризны, пробормотал я. Кстати, теперь, когда меня и правда можно величать «мэтром», Сания ни с того ни с сего запомнила мою просьбу и начала называть исключительно по имени. Не то, чтобы меня это сильно волновало, но такая перемена походила на очень тонкую издёвку. Правда, зная характер парнокопытной, я не стал делать поспешных выводов. Шуточки и насмешки — занятие Тии, а не её. — Вроде готово.

Единорог взяла у меня керамическую плошку и принялась придирчиво изучать получившееся нечто, сильно пахшее клубникой и плесенью. Даже думать не хочу, что там были за ингредиенты. Вместо неё заговорила суккуба, сидевшая опёршись спиной о невысокий, но раскидистый клён.

— Не знаю, рассказывали ли вам ваши башковитые профессора о природе магического дара, но наш спаситель — мастер Аркавий — многое нам объяснил, — откинув голову назад и глядя на затянутое безучастными облаками небо, начала объяснять демоница. — Вам, людям, в этом плане повезло больше всех. Ваша искра изначально не имеет никакого цвета. В то время, как почти у всех остальных существ, так или иначе обладающих магическими способностями, она с момента появления имеет некую предрасположенность. Ни я, ни Сания, ни даже Малисиерра — не исключения. Поэтому у нас есть строгие границы дозволенного нам. Возможно, мы можем творить гораздо более могущественные чудеса, чем ваши самые лучшие волшебники, но вы не ограничены никакими рамками. Со временем колдун, понимая, что научился всему, чему мог в своей специализации, начинает пробовать себя в других областях. А всё потому что люди — никакие. Вы не злые и не добрые. Не принадлежите ни пылающей преисподней, ни райским садам. Ни лесу, ни морю. Зато можете подражать любой из существующих стихий. Как хамелеон, который меняет свой окрас, вы меняете цвета своего дара в любой момент, когда заблагорассудится.

Она тяжело вздохнула, переводя на меня взгляд своих глаз, слабо сверкающих в темноте, как два уголька в гаснущем костре.

— И именно это нам и нужно. Ты заметил, что отвары и примочки Сании так эффективны, а я, наоборот, стараюсь не притрагиваться к ингредиентам без крайней необходимости? — я осторожно кивнул. Действительно, мне казалось странным, что даже когда единорог была очень занята, она просила ей помочь кого угодно, кроме своей подруги. — Это потому что моя тёмная энергия проникнет в них во время обработки и будет работать как яд, ведь суть демонов — разрушение и смерть. А с ней дела обстоят с точностью наоборот. Её светлая искра наделяет зелья частичкой чистейшей жизни и добра, в два счёта исцеляя любой недуг.

— Хорошо, но каким боком тут нужен именно я?

— Ох, забери меня бездна, неужели в маги берут таких дубов? — чувственно выдохнула она и, поднявшись на ноги, принялась наворачивать круги вокруг дерева и постукивать его ствол то там, то тут. — Если кто-нибудь из нас двоих будет пытаться создать нужное мне лекарство, то наши дары ещё во время самого процесса повлияют на смесь, делая невозможным правильное наложение заключающих чар. А ещё, так как сам Аркавий разбирался в тёмной магии с пятого по девятое, то ему пришлось делать множество «заплаток» из комбинаций известных ему школ. Думаю, глядя на его инструкции, ты мало что понимаешь.

В самую точку ведь попала, вредная бестия. Но кое в чём её всё же можно уесть.

— Мне без надобности напрягаться и придумывать колесо. Моя школа заменит весь этот кошмар умалишённого двумя-тремя простейшими формулами. Принцип он написал достаточно просто и понятно. Более того, я могу попробовать улучшить эту плотину. Мне это сделать?

Меня смерили доо-о-о-олгим испытывающим взглядом, совмещённым с кислой физиономией, в которых женщина была настоящим докой (по мне так лучше бы чему-нибудь полезным занялась, а не рожи корчила).

— Сам смотри, парень, — в конце концов, смирившись, сказала Тия. — Если ты уверен в своих силах — дерзай. Но если не получится и вырвавшийся демон отобедает твоими потрохами — не смей предъявлять мне какие-нибудь претензии на том свете. Пошлю так качественно, что тёмные братья обзавидуются.

Я усмехнулся и зевнул, протирая закрывающиеся глаза кулаками.

— Дамы, каждая минута с вами подобна золотой песчинке, но, боюсь, у меня уже назначена свидание с другой. Вы её наверняка видели — такая мягкая и белая, лежит и дожидается меня у костра. Так что, если моя сиятельная персона вам более не нужна, позвольте откланяться.

Демоница фыркнула и пробурчала нечто вроде: «Ишь как заговорил, шут гороховый», наверняка задумав какую-нибудь подлость, наподобие пробуждения от ведра холодной воды. Сания же, удовлетворившись качеством порошка, покровительственно кивнула, как мастер ученику и жестом отпустила меня досматривать свои сны.

Выспаться мне и правда не дали, но по другой, более веской причине. Тия, с утра пораньше, решила устроить нечто вроде показа мод, где я был единственным зрителем, а так же судьёй и критиком в одном лице. Первой из-за кустов вышла сама суккуба, и мне ничего не оставалось, кроме как застывать в потрясённом изумлении. Вместо демона оттуда показалась высокая, широкоплечая женщина-амазонка. Мускулистое, загорелое тело прикрывала тигриная шкура и короткая юбка, сделанная из проклёпанных бронзой кусков кожи и хвостов каких-то пушных животных. Суровое, скуластое лицо, средней длины каштановые волосы. Неизменным остался только золотой ободок на лбу.

— Ну как? — упиваясь моей реакцией, игриво спросила она, крутанувшись вокруг своей оси на каблуках сандалий. — Не хватает только меча, но если его наколдовать, а начнётся заварушка, то могут возникнуть подозрения, почему я дерусь кулаками, а не железной оглоблей.

— Ты великолепна, — с улыбкой ответил я, только подливая масла в огонь самолюбия заносчивого порождения бездны. Впрочем, сегодня она это заслужила. — Надеюсь, на личины для остальных ты уделила хотя бы половину того времени, которое потратила на свою.

— Похоже, ты недооцениваешь мой талант художника, — подмигнула Тия и удалилась обратно за свой «занавес».

Следующей на показ вытолкали жутко стесняющуюся Санию. И я вновь был вынужден признать, что заклинания маскировки у суккубы получаются мастерски. Передо мной стояла четырнадцатилетняя девочка-подросток с большими и очень выразительными тёмно-синими глазками, целым ворохом золотистых кудряшек и кукольным личиком. Облачена она была в свободный снежно-белый сарафан, украшенный кружевами на рукавах и соломенную шляпу с голубенькой лентой. Этот образ очень подходил к характеру единорога, честно говоря, мне стоило большого труда удержаться от того, чтобы подойти и погладить её по головке.