Эдвина Нун - Наследство Крэгхолда

— Сокровищ? — неуверенно повторила Хильда; глаза ее загорелись любопытством, но улыбка по-прежнему не сходила с лица. Она была похожа на куклу в витрине магазина.

— Кончай, — неожиданно устало произнес Гай Вормсби. — Спасибо, Хильда. Мы поговорим с мистером Картретом позже. Пойдем, Питер, поищем чего-нибудь выпить.

— Но почему, скажи, ради бога! Мы только начали так прекрасно общаться с Хильдой — правда, Хильда?

— Да, мистер Каулз, — хихикнула Хильда. — Вы так красиво говорите. И так смешно. Вы должны писать романы, мистер Каулз. Не только стихи. Вы прекрасно умеете обращаться со словами. Могу это подтвердить.

— Да, конечно, — грубо ответил Питер Каулз. — Вы это можете подтвердить. — С этими словами и неожиданным проблеском отчаяния в улыбке он отошел от стойки, галантно помахав на прощание Хильде, которая снова хихикнула, и пошел следом за Гаем Вормсби в зал. Как любой писатель, Питер Каулз прекрасно осознавал истинную глубину и масштабы своего таланта. Он никогда не напишет роман, поэтому доброжелательное замечание Хильды резануло, словно кинжал.

— Гай, — торжественно произнес он, вернувшись в свое привычное состояние, — ты, конечно, знаешь, чем можно задеть парня.

— Может быть, да, а может быть, и нет, — ответил Гай, и в его темно-карих глазах сверкнул странный огонек. — Правда, кое-кто другой из присутствующих здесь гораздо лучше умеет это делать. И делает.

Питер Каулз прищурился.

На этой загадочной ноте оба неторопливой походкой вошли в зал.

В очаге весело потрескивали поленья, объятые пламенем.

Крэгхолд-Хаус был прекрасным местом для любого.

Даже если он не хотел здесь жить.

— Кэтти расскажи мне о себе и о Гае. Пожалуйста. Я хочу знать. Не хочу больше говорить об этом ужасном дереве. Я вообще хотела бы забыть о том, что произошло.

— Ах, Энн. Обо мне и Гае… разве это так интересно по сравнению с тем, что произошло? Я думала, что была очень умной, яркой и способной, изящной и элегантной. Какими же глупыми можем быть мы, женщины!

— Мне очень жаль. Все это так, абсолютно так, и ты мне очень правишься — очень! Я вовсе не хочу доставлять тебе новые неприятности.

— Ты просто глупенькая, мисс Бостон, — тебе это известно? Правила грязной игры требуют: никогда не говори с другой женщиной о мужчине, на которого сама имеешь виды.

— Я приехала сюда отдохнуть. У меня сейчас сложный период. Мужчина мне не нужен, уверяю тебя…

— Детка! И ты тоже? Даже ты. И как зовут этого мерзавца?

— Джордж. Джордж Туэмбл, да он и не был до такой степени мерзавцем, как хотел бы, — ой! Ты — настоящая ведьма, Кэтрин Каулз. Я не собиралась ни с кем говорить о Джордже — никогда! Мне стыдно за себя!

Обе женщины рассмеялись, оказавшись связанными неожиданной и очень близкой душевной связью, установившейся между ними здесь, в этой комнате, где они были одни, в этой гостинице глубокой осенью, когда они поделились друг с другом своими секретами. Казалось, трагедия, которая могла произойти на озере, привела их в чувство и заставила подумать, что жизнь может быть слишком короткой, а значит, ни к чему опускаться до мелких женских хитростей и уловок! По взаимному соглашению, скрепленному чашкой дымящегося чая, который оставил за дверью номера, как всегда, невидимый Вентворт, о чем он сообщил тихим стуком, а затем исчез так же беззвучно, как и появился, Энн Фэннер и Кэтрин Каулз пришли к общей точке зрения. Они были знакомы всего несколько часов, но в воздухе уже носился дух взаимного уважения и любви, который Кэтти Каулз кратко сформулировала: «Дружба одной сногсшибательной женщины с другой». Кто станет спорить с таким комплиментом? Конечно же не девушка из Бостона, не привыкшая к изощренности и умудренности жизненным опытом такой красивой и редкой женщины, как Кэтрин Каулз.

Энн лежала на кровати; голову ее подпирала подушка. Кардиган Кэтти лежал на кресле. В окна лился дневной свет, и в комнате было уютно, как никогда, — ну просто домашняя атмосфера, в которой хотелось разговаривать и разговаривать… Забрав поднос с чаем из коридора, Кэтрин заперла дверь. Она села на кровать в ногах Энн, прислонившись изящным телом к медным поручням кровати. В свободной спортивной комбинированной куртке, угольно-черный цвет которой прекрасно сочетался с блестящими, черными как смоль волосами, белоснежными зубами и великолепным овалом лица, она действительно была сногсшибательна другого слова не подберешь.

Гай Вормсби был либо совсем глуп, либо слеп, а может быть, и то и другое вместе. С длинной сигаретой с фильтром в изящной элегантной руке, Кэтрин словно бы сошла с обложки журнала «Вог» — всех обложек журнала «Вог».

В свете дня Энн было трудно представить себе, что прошлой ночью в этой самой комнате ее посетила серебряная фантазия, а вслед за ней — истекающий кровью красноглазый призрак полковника в окне и этот мерцающий, яркий блуждающий свет в кромешной тьме ночи. Может быть, она сходила с ума, а может быть… но воспоминания об ужасном падающем дереве и страшном шуме, с которым оно падало, снова заполнили ее душу. Она постаралась отбросить их, пытаясь сосредоточиться на том, что говорила Кэтрин Каулз: о себе и Гае Вормсби и многих других вещах. Да, как глупа может быть влюбленная женщина!

— …когда я увидела его впервые, то сразу же влюбилась в него. А кто бы удержался? Однажды вечером Питер привез его к нам домой из Нью-Йорка — встретил его на Бродвее. Тогда мы жили на Лонг-Айленде. О, к тому времени я уже много лет подряд слышала нескончаемые рассказы о Гае от его верного и преданного пса Питера, но на самом деле никогда не верила в возможность существования такого великолепного мужчины до тех пор, пока сама не увидела его. С тех пор я стала Бедная Несчастная Кэтти. Эх, что за сумасшедший мир, детка! Несмотря на все, чего я достигла, я так и не смогла оторвать это чудовище от его археологии. И это повторяется вот уже несколько сезонов: мы втроем болтаемся по городам и весям; Питер пописывает стихи, Гай все стремится добраться до исторических находок — однажды мы повели целых три недели в долине Смерти в поисках ключицы динозавра или чего-то в этом роде, — а я все пребываю в ожидании получить хоть крупицу внимания Вормсби. Да, конечно, мы целуемся, но мне нужно гораздо больше. Я — очень опасная женщина, как ты заметила. Или не заметила?

Энн невольно покраснела:

— Ты говоришь…

— Я говорю, киска моя, что, несмотря на всю мою большую любовь к нему — я ведь даже умоляла его об этом однажды, — мистер Гай Вормсби отказался испортить мою непорочную репутацию. Ну разве это не пощечина?

— О, Кэтти, наверное, для тебя это ужасно.

— Да, я тоже так думаю. Я многое могу дать ему, этому дураку. Но послушай, может быть, у тебя то же самое с этим Джорджем Туэмблом? Ну, сознавайся! Все останется между нами, девочками.