Игорь Денисов - Судья

Инна подготовилась к обычным фальшивым объятиям, поцелуям и наигранной радости. Но Таня, бросив «Привет», отодвинула стул и села за столик.

Сделав заказ, она спросила:

— Ну, как твои успехи?

— Нормально.

— Справляешься?

— Да.

— А дочка? Здорова?

— Здорова.

— Молодец, — кивнула Таня. Взгляд ее снова стал задумчивым и каким-то растерянным.

— Как он умер? — спросила она невпопад. Инна сказала правду:

— Он отдал за меня свою жизнь.

Таня нахмурилась.

— Он тебя бил?

— Нет, — соврала Инна.

Она поспешила сменить тему.

— А ты? Чем занимаешься?

Таня поведала, что ушла от мужа, уличив в измене. Однако суд принял изумительное решение: оставить детей с отцом.

— Волков отказался отдать мне сыновей, — сказала Таня, глядя Инне прямо в глаза. В ее глазах горел холодный огонь. — Мне даже нельзя с ними видеться. И вообще, я должна обходить его дом по кривой. Сволочи… Но я своего добьюсь. Подам апелляцию в Верховный суд. Посмотрим, как Волков отвертится. Даже если я проиграю процесс, он у меня разорится на судах.

Последняя реплика дала Инне понять, что Таня не только сожалеет о невозможности видеть детей, но и одержима жаждой отомстить бывшему мужу.

— Невероятно, — сказала Инна. — Как такое возможно?

Таня, поколебавшись, сказала:

— Дети выбрали отца.

Она была видимо уязвлена. Но снова Инна не могла понять — причиной тому ее любовь к детям, или досада проигравшего. Но нельзя было не посочувствовать Тане, которая ничем не заслужила подобного унижения. И нельзя было не восхититься ею: как гордо она держится! На ее месте Инна билась бы в истерике.

— И что дальше?

Таня пожала плечами.

— Что дальше? Дальше жизнь. Мой брак был ошибкой, как и деторождение. Павел — тоже. Лить слезы и жевать сопли ночь напролет я не намерена. Я выдумала себе дело, полна сил и энергии. Еще не вечер!

Инна восхищенно взглянула на Таню. Хотя не вполне поняла разницу между силами и энергией.

— Ты работаешь?

— Да. Официанткой.

Инна несколько смутилась. Ей казалось, Таня осудит ее. Но глаза Тани наполнились искренним сочувствием. Никогда и ни у кого Инна не видела такого понимающего взгляда. Когда Таня Антипова смотрела так, она была самой прекрасной из женщин.

— Вот что, — сказала Таня, промокая губы салфеткой. — Я тебе помогу. Думаю, у меня найдется для тебя место в моей юридической конторе.

— О, — Инна растерянно улыбнулась. — Ну зачем же…

— Никаких «зачем же».

— Да я в этом ничего не понимаю.

— Ничего, подучишься.

— Но…

— Никаких «но».

Они посмотрели друг другу в глаза… и рассмеялись. Таня, перегнувшись над столиком, коснулась руки Инны.

— Я хочу помочь, — сказала Таня с теплой улыбкой. — Одинокой женщине с ребенком на шее приходится несладко. Ты легко справишься с обязанностями секретарши. Никаких проблем. Не отказывайся. Пожалуйста. Тебе нужно думать о дочке.

Инна взглядом поблагодарила ее. Таня гордо улыбнулась:

— Надеюсь, мы станем подругами.

Она сказала это таким тоном, что у Инны в этом не осталось сомнений.

Инна начала работать в юридической конторе, и через два месяца смогла снять однокомнатную квартиру в хорошем районе. Таня часто приходила в гости. Инна всегда была ей рада. Таня заряжала ее своей энергией, уверенностью и оптимизмом. Она оказалась очень прямой и искренней, всегда готовой выручить. Учитывая ее безразличие к мужчинам, можно было предполагать, что эта сестринская дружба продлится до конца жизни.

Инна многое открыла подруге о своем прошлом. Ей было трудно рассказывать об этом. Сама Инна ничего не стыдилась — все, что с ней случилось, в итоге сделало ее той, кто она сейчас. Из песни слов не выкинешь. Но она понимала, как ее история выглядит со стороны. Девушка боялась, что Таня — сама безупречность, воплощенная чистота — осудит ее. Может, начнет презирать. Но снова встретила полное понимание и безусловную поддержку.

— Знаешь, — сказала Инна, дотронувшись до ее руки. — Павел не ошибся на твой счет.

— А что? — настороженно спросила Таня. Инна почувствовала, как подруга мгновенно отдалилась от нее и от этой комнаты.

— Он сказал, что я найду в тебе хорошего друга. Так и вышло.

Таня сдержанно улыбнулась.

— Павел иногда был неплох.

Инна внимательно разглядывала ее. Таня говорила о Павле с таким пренебрежением, потому что была влюблена в него, и не могла простить себе этого.

Больше о Павле они не говорили. Никогда.

Остаток вечера они провели в насыщенном чувствами молчании. Инна положила голову Тане на колени. Та гладила ее по волосам.

Учитывая холодность подруги в отношении собственных сыновей, Инну удивило, как Таня привязалась к ее дочери. Сажала Нику на колени, задавала вопросы, живо интересовалась ее здоровьем. Когда Инна собралась крестить девочку, Таня довольно робко испросила позволения стать Веронике крестной матерью. Инна, конечно же, согласилась. У нее были еще три-четыре подруги, с которыми можно поговорить за чашкой чая с тортом, но эти женщины говорили только о своих мужьях и тряпках — причем часто было невозможно понять, что им дороже. Инна чувствовала — любая из них бросит ее по первому зову мужчины. Ближе Тани у нее никого в целом свете не осталось.

И однажды ночью, глядя в темноту, Инна почувствовала — кошмарный сон кончился.

Она встала, прошла в комнату дочки, села на постели. Веронике исполнилось четыре годика. Она была точной копией Инны. Только глаза Павла — ярко-синие, глубокие, печальные. И характер отца — серьезный, замкнутый, сосредоточенный. Но сейчас девочка спит, глазки закрыты, и Инна смотрит на саму себя в детстве.

Она поправила на дочке одеяло. Некоторое время глядела на нее с рассеянной улыбкой. Вот он — воплощенный смысл ее жизни.

Вероника, чмокнув губами, простонала во сне. Инна смотрела на нее, и вдруг улыбка пропала, сменившись угрюмым выражением.

Испугавшись самой себя, она выбежала на кухню.

Села на стул, сжала в кулачках подол домашнего халата и разрыдалась.

— Павел, — шептала она, всхлипывая. — Почему ты оставил меня?

Когда Инна смотрела на спящую дочку, наступил момент, когда любовь исчезла, и ее место заняла ненависть.

Во время беременности Инна много думала об этом. Она — сирота, ее никто никогда не любил. Дядя обращался с ней как со скотиной. Он домогался ее чуть ли не с первого дня, как Инна оказалась в его доме. И самое страшное, что Инне это даже не казалось странным — она не знала, что такое «хорошее отношение».

Инна понимала, как трудно ей будет стать хорошей матерью. И, хотя ей казалось, она справляется, время от времени появлялись тревожные признаки. Несколько раз из-за мелочей Инна так орала на Нику, будто собственный ребенок был для нее худшим врагом. Самое ужасное, что Ника никогда не давала поводов для крика. Она была послушной, скромной и доброй — пожалуй, даже слишком доброй. Когда Инна срывалась, Ника застывала, парализованная ужасом. Широко раскрытые голубые глазки наполнялись слезами, губы дрожали.