Игорь Денисов - Судья

Во сне я блуждал по темному холодному лабиринту.

Я оказался в огромной зале с высоким потолком. Было темно, холодно, сыро.

В одном из многочисленных коридоров показался крохотный огонек. Он разрастался, приближаясь, и будто плыл в темноте. Я увидел — то человек, окутанный голубым сиянием.

Это был Он.

— Вы видели Его! — воскликнула девушка на центральном ряду. — Какой Он?

— Кто самая выдающаяся личность всех времен? Кто величайший гений и величайший духовный лидер? Кто, единственный во всю историю человечества, жил праведно?

Этот человек изменил ход истории. Он исцелял неизлечимых и оживлял мертвых. Он не взирал равнодушно на беды и страдания мира! Он пострадал за всех нас!

Некоторые просветлели, иные со скучающим видом разглядывали стены. Я рассказывал общие положения о Христе, к тому же скучные.

— Он стал посредником между Землей и Небом. Он — наш человек в Небесном Саду. Христос — Богочеловек. Он всех нас сделал равными Богу!

Одна из женщин радостно вскрикнула в религиозном экстазе. Кажется, она испытала духовный оргазм.

— Везде, где появлялся Христос, Его ученики и Его учение, открывались школы и приюты для сирот, прекращались распри, освящались браки, всячески защищались права женщин.

Вы спрашивали, каков Он?

Я улыбнулся, медленно и как бы в истоме поднимая глаза к потолку.

— У Него чистые черные волосы до плеч. Дивные голубые глаза. Добрый взгляд, проникающий человека. Тихий бархатный голос. Красивые нежные руки с тонкими сильными пальцами. Из под одежд Его видны маленькие ступни ребенка, коими Он неслышно ступает по земле, воде и облакам.

Меня тошнило от самого себя. Но лица светлели, глаза загорались, а спины выпрямлялись. Я говорил то, что они ожидали услышать. Христос всем знаком по образцам канонической живописи. Средневековые художники воссоздавали Его образ по собственным лекалам, руководствуясь техникой, школой, традицией. А большинство иконописцев, кроме, наверное, Рублева, и вовсе писали по указке духовенства. Полагаю, даже Микеланджело не избежал подобной участи.

Христос был плотником, Его руки не могли быть нежными. Скорее, они были мозолистыми. Лицо грубое, нос плоский, лоб покатый. Такими были люди в ту эпоху.

— Он сказал мне: „Иди и проповедуй любовь и всепрощение по всей Земле. Ты должен основать новую Церковь, Церковь Любви, чистую, не запятнанную кровью, не погрязшую во лжи. Пусть твои апостолы не жируют в роскоши, а ходят по грязи мирской и добросердствуют“.

Я обвел взглядом зал. Лица. Усталые, недоверчивые, озаренные надеждой или ослепленные ненавистью и страхом.

— Христос существует! — вскричал я, воздев руки к потолку.

Сборище содрогнулось. Как мужчина шепотом, руками и губами пробуждает в женщине желание, так я пробуждал в них чувства, похороненные под лавиной страхов, сомнений, отчуждения.

— Он воскрес! И воскрешал! И при Нем женщин допускали к святилищу! Женщины, слушайте, это для вас! В нашей Церкви вы будете наравне с мужчинами. Приносите крестить своих детей к нам — вы будете опускать их в святую воду!

Женщины оживились, начали перешептываться. Бедные дурочки. Я бросил кость диким псам феминизма. Им нужно быть наравне с мужчинами во всем, причем за здорово живешь, без усилий. Будь их воля, заставили бы мужиков вынашивать и рожать, чтоб уж совсем равноправие.

— И мы всех примем! Гомосексуалистов, проституток, убийц и воров! Ибо Христос рек: „Отец Мой есть Я. Кто знает Меня, тот знает и Бога“. Человек — каждый человек — есть образ и подобие Божие. Бог есть Бог и убийц и святых!

Меня прервал человек в темном пальто с длинным изжелта-бледным лицом.

— Вы лжете.

Я замер в предчувствии грозы. Руслан стоял позади. Я ждал, что он скажет что-нибудь такое… не знаю, раздавит мерзавца. А он стоял и ковырял в носу.

Вперед выступил Андрей. Одна девушка ахнула. Другие с бесстыдным интересом разглядывали его хищное лицо.

— Этот человек, — он кивнул головой в мою сторону. — Чист душой и открыт. Он — пророк.

Прихожане зашевелились, словно единая колоссальная гусеница. Кажется, женщины поверили.

Я облизнул губы.

— Христа видели многие. Четыре апостола в течение десятилетий рассказывали о нем. За такое время их поймали бы на лжи.

— Я не об этом, — сказал длиннолицый. — Я верую в Христа. И, по-моему, больше, чем вы! Он никогда не говорил таких слов!

Я скривил губы в усмешке, чтобы скрыть, как затравленно бьется в пятках сердце.

— Каких слов?

— О том, что каждый последний подонок есть подобие образа Божьего!

Толпа затихла в напряженном ожидании. Нужно было отвечать.

— Вы будете решать, кто последний подонок, а кто святой? Вы много на себя берете! Это грех! Вспомните слова Иисуса: „Не суди, да не судим…“

— „Узки врата, ведущие в Царство Божие“, — оборвал он. — Вот Его слова.

Звенящая тишина.

Мои нервы натянулись. Из какой преисподней выполз этот нехристь? Этого, черт побери, не было в ПЛАНЕ!

Я оглянулся. Руслана не было. Андрея тоже. Я стоял один на один с внезапно загудевшей толпой. Смиренное доверие сменилось враждебностью.

Провал.

— Не слишком ли много треволнений для такой ерунды? — спросил Андрей.

Втроем у меня в номере. Подавлены. Я хмуро разглядываю галактики на дне стакана с вином. Руслан, сидя в кресле, вяло теребит бокал мартини. Андрей мерит комнату шагами, раздраженный, как разбуженная пчела.

Я не знал, что Андрей задумал. Меня это пугало. От него я не ждал ничего хорошего.

— Это не ерунда, — Руслан рывком поднялся с кресла. — Это вера.

— Ах, брось ты свои бредни! Вера, надежда. Это бизнес, Руслан. И ты об этом знаешь.

Они стояли друг против друга, сжимая кулаки. Я вжался в кресло, скованный страхом.

Конечно, я был на стороне Руслана. Андрей циничен, хитер и опасен. Я вообще удивлялся, чего Руслан таскает его повсюду. Толку-то от Андрея не особенно.

Некоторое время они мерялись волей. Кулаки разжались, дуэлянты разошлись по углам ринга. Я с облегчением вздохнул.

В следующую субботу я с напряженным вниманием вглядывался в собравшихся. К счастью, длиннолицего среди них не оказалось. Он явно считал нас шарлатанами.

Я расслабился. Вспомнил слова, сказанные накануне Русланом: „Успокойся. Сколько таких? Этот, еще один. Им не сломать нам хребтину“.

Обернулся. Руслан подмигнул, показал сложенные колечком большой и указательный пальцы. Andre отсутствовал, чему я был только рад.

— На прошлом собрании я рассказывал вам об Иисусе, — начал я. — Нас прервали.

— Его здесь нет! — с торжеством в голосе объявил подросток в очках, с повязанным на шее пионерским галстуком.

— Мы вам верим! — женский голос. — Расскажите еще что-нибудь!