София Андреас - Кристаллит. Добро пожаловать в Феерию…

– Я что – то ни так делаю, сэр?

– Ну, что ты! Не болтай ерунду! Наоборот, ты куда трудолюбивей некоторых из ребят моего корабля. Некоторым из них пора гайки подкрутить, совсем от рук отбились. Твоё прилежное отношение к труду показывает мне на то, что я без колебания беру тебя в моряки, с сей минуты. Честно признаться, давно пора было сделать этот шаг. Ты уж прости, моя гордая непреклонность усложняет многое. Надеюсь, ты ещё не передумал.

– Вы серьёзно, сэр…?

– А что тут шуточки шутить! Я давно наблюдаю за тобой и вижу в тебе огромный потенциал. Скажу так, начнем с моряка, а там судьба покажет. Ну, так что парень, надеюсь, у тебя отсутствует морская болезнь, а?!

– Как же неожиданно. Чудо прямо так! И не знаю, как отвечают моряки в этом случае…

– Что ж, глаза горят у тебя, потому советую согласиться и не отказываться, таких шансов может больше не быть, сынок.

Повеселевший Давид замер на мгновение от счастья, что вскружило его юную голову.

– Сэр, я не могу не согласиться, это честь для меня, бороздить моря и океаны вместе с вами.

– Замечательно. На сегодня я отпускаю тебя, иди домой и хорошенько выспись. Завтра начнёшь обучение новому ремеслу.

– Благодарю, сэр Вим.

– Не за что. И, Давид, я возлагаю на тебя большие надежды.

– Постараюсь оправдать Вашу веру в меня, сэр.

– Кстати, как тебе учёба в Институте, наверно сложно приходиться совмещать с работой на корабле?

– Никак нет, сэр, я будущий учёный, и горжусь этим, труд доставляет мне только удовольствие и лишь приятную усталость к вечеру.

– Иди домой, сынок. Жду тебя завтра к четырём, не опаздывай!

– До свидания, сэр Вим!

Царство Анэйтис.

– Лично моё мнение такое, этот самый капитан только строил из себя жёсткого правителя, а на самом деле, в глубине души своей был ещё тем добряком.

– Ты хорошо чувствуешь людей, Ив. И будь готова, сила твоей интуиции будет расти и укрепляться.

– Ну, тогда я буду просто счастлива. Если моё изрядное доверие лжецам перестанет заносить в угол.

– Кстати, ты права насчёт капитана. История из уст твоего дедушки гласит о трепетных моментах.

– Заинтриговала же ты меня, Жозефа!

– Годы бежали, капитан не переставал присматривать за Давидом, особенно после того, как он узнал о его приютских годах и о том, что томило его сердце. Он был прилежен в изучении науки, в постижении её смыслов, и не переставал удивлять упорством начинающего моряка. Но иногда, правда, не так часто, как хотелось нам, мы проводили свободные часы вдвоём, наслаждаясь каждой секундой. Со временем он возмужал и стал смелее, я о том, каким он был застенчивым при общении с девушками.

– И закрутилась ваша любовь, а ты стала его всем…

– Он говорил, что я вызываю у него поток вдохновения, которым можно было заполнить всю Вселенную.

– Бабушка, он был прав. Точно также ты и на меня влияешь. В хорошем смысле слова. После нашей с тобой встречи и этих упоительных бесед, мне хочется сделать как можно больше всего хорошего во имя добра.

– Девочка моя, твои слова радуют моё сердце, как елей надежды.

– Так что же дальше, о чём говорит твоя история?

– Так вот…немного слов о приюте, где воспитывался Давид…

К сожалению, он стал сиротой в десятилетнем возрасте, он и его младшая родная сестрёнка Маргарет, которой едва исполнилось шесть лет. Их родители погибли в автокатастрофе в самый обыденный день, возвращаясь с рынка.

– Жаль, как же им нелегко пришлось. Они же были совсем детьми…

– Из родственников никого не оказалось, и их определили в приют. Вскоре для Маргарет нашлась семья, а по закону тех времён, если находились приёмные родители, проходящие по всем критериям, им давали добро, а детское слово протеста не имело веса. А за его сестрой пришли отнюдь не простые люди, это была супружеская чета с королевских дворов. И прекословить им было не уместно, тем более они были хорошими людьми, по крайней мере, так говорили о них. Заведующая приютом, была так добра сердцем, что осмелилась настоять на том, чтобы их не разлучали с сестрой.

– То есть брали обоих или никого?

– Да. Она буквально ставила условие этим господам, которые к счастью, не приняли это за оскорбление и спокойно выслушали женщину. Тем не менее, их разлучили…даже хуже, после подписания всех бумаг, приёмный отец запретил встречаться Давиду с сестрой, его жена была куда отзывчивее, но ей пришлось соглашаться с решением мужа, в те времена покорность слабого пола была нормой высокого тона. Какую бы позицию не занимала женщина, её не принимали всерьёз.

– Это же до возмущения жестоко! И кто сказал, что они были порядочными и подходящими опекунами?!

– Девочка моя, несправедливость жила и в те времена. Тем более, они были уважаемыми и влиятельными людьми. И чья – то скрупулёзность их не волновала.

– Странно всё это. Если они так эгоистичны, зачем им приёмыш. Для демонстрирования своей благодетели, но это лицемерие, а жертвой всего этого становятся невинные дети, да ещё и сироты, толком не пришедшие в чувство после потери обоих родителей!

– У тебя доброе сердце, милая Ив. Теперь чувствуешь, насколько важна твоя миссия. От её исхода зависит будущее всех нас. Тебе придётся выложить всю свою мощь и изгнать тьму навеки.

– Что же стало с этой девочкой, как сложилась судьба у Маргарет…

– Хочется думать только о лучшем. С той поры, когда Давид остался один в приюте без сестры, все каналы связи нарочно разорвались. Он не знал, куда увезли её, от него скрыли всю информацию сами опекуны. Так что он даже не знал имён этих господ. Тогда будучи всего лишь мальчиком он набрался духу и поставил самую приоритетную цель, найти Маргарет, во чтобы, то не стало. Даже ценою собственной жизни. В приюте он затворился в самом себе, перестал разговаривать и целыми днями читал умные книжки. Он от природы был гением, чем и удивлял всех окружающих его. И этот его дар, можно сказать, спас его шкуру, помогая выйти навстречу трудностям, он никогда не оставлял надежды в то, что обязательно найдёт свою Маргарет.

Давид так и прожил до шестнадцати лет в приюте и настал час выбора пути. Тогда пришёл его день, когда в комнату зашла пожилая заведующая Анна и протянула мальчику конверт с гербом королевской печати. Его глаза так засияли, и, кажется, побежали слезинки, впервые за шесть немых лет он заговорил. И первое что произнёс…

– Это от сестры, от моей Маргарет?

В комнате пошёл отчёт первой минуты пауз, когда шестнадцатилетний мальчишка оторвался от чтения очередной книги, бросившись со всех ног к Анне. Она сочувственно смотрела на взволнованного юношу, едва сдерживая слёзы…

– О, милый…Я не знаю, Давид. Открой конверт, если хочешь, я могу прочесть вслух за тебя?