Рэйчел Кейн - Горькая кровь

В один из таких дней ей придётся сесть и объяснить ему, что она больше не была хрупкой, маленькой шестнадцатилетней девочкой, с которой он познакомился, она была взрослой (она имела ввиду статус, не смотря на возраст) и казалось, что она могла решать задачи по выживанию здесь. И в то же время это было мило и прекрасно, что он хотел защитить её, в какой-то момент ему действительно нужно понять, что это не его работа двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

Он переплёл их пальцы и повел к лифту. Они не повторили поцелуй, что было немного разочаровывающим, но он прямо проигнорировал преследующую Аннабель внизу в внешнем коридоре. Уже лучше.

После холода коридора выход на солнце был таким, будто бы она сунула голову в печку, Клэр моргнула и схватила свои солнцезащитные очки. Они были дешевые и веселые, отражающие небо — подарок от Евы, конечно же. Когда она их надела, то увидела нечто странное.

Моника Моррелл всё ещё была здесь. Стояла у подножия лестницы, прислонившись к неприступным гранитным столбам (здание суда было построено в стиле, который Клэр любила называть Ранним американским мавзолеем) и затенила глаза, чтобы взглянуть на улицу. Горячий ветер шевелил её длинные, блестящие, тёмные волосы, как шелковый лист, и платье — как всегда — было в опасной близости к нарушению законов приличия, когда ветер добирался до подола.

Шейн тоже увидел её и замедлился, стрельнув на Клэр косым взглядом. Она молча согласилась. Это было странно. Моника не стояла просто так на одном месте, по крайней мере, если не делала какое-то заявление. Она всегда была в движении, как акула.

— Хах, — сказала Моника. — Это странно. Вам не кажется, что это странно? — она обратилась с замечанием к воздуху, но Клэр предположила, что оно предназначалось ей и Шейну. Вроде того.

— Что? — спросила она.

— Фургон, — сказала Моника и наклонила голову в сторону улицы. — Припарковался на углу.

— Мило, — сказал Шейн. — Кто-то получил новые колёса.

— Модель этого года, — сказала Моника. — Я знаю факт, что на нашей автостоянке ни у одной хромой задницы нет даже прошлогодней модели. Мне прошлось преодолеть путь в Одессу, чтобы купить свой кабриолет. Морганвилль точно не идёт в ногу с передовыми новинками.

— Хорошо, — пожал плечами Шейн. — Кто-то съездил в Одессу и купил новый фургон. Что в этом странного?

— Потому что я бы узнала, если бы они это сделали, тупица. За год никто в Морганвилле не купил новый фургон, — она звучала уверенно. Моника была королевой городских сплетен, и Клэр должна признать, это имело смысл. Она бы знала. Она, наверное, знает серийные номера каждой покупки, и сколько раз он проезжал в городе, и во что был одет водитель каждый раз. — Кроме того это сияние? Вот так город, а не страна. И, заметьте, тонировка.

— И? — спросила Клэр. Большинство глянцевых автомобилей в Морганвилле имели супер-тёмные окна, потому что они принадлежали людям, у которых была — мягко говоря — аллергия на солнце.

— Это не вампирский оттенок, — сказал Шейн. — Тёмный, но не такой тёмный. Обычный материал. Хм. И логотип сбоку. Не могу рассмотреть его, хотя… — его голос затих, когда открылась дверь фургона. Вышли три человека.

— О, — сказала Моника. — О. Боже. Мой. Посмотрите на него.

Там было двое мужчин, выходящих из фургона, но Клэр знала, что она имеет ввиду… Был только один, подходящий её словам, даже на расстоянии. Высокий, тёмный, латинский, горячий.

— Это, — продолжила Моника голосом с чем-то похожим на страх в нём, — какой-то серьёзный парень-конфетка. — Шейн изобразил звук в горле, что вызвало неторопливую улыбку на губах Моники. — Бьюсь об заклад, если я лизну его, то почувствую фруктовый вкус. Маракуйи.

Там была женщина — слишком высокая, длинноногая, со светлыми волосами, собранными сзади в упругий, блестящий "конский" хвост. Она тоже казалась симпатичной, но Клэр вынуждена была признать, её внимание было обращено к мистеру Парню-Конфетке. Даже на расстоянии Моника прикрепила кличку.

Моника оттолкнулась от колонны и направилась шагом, как на взлётно-посадочной полосе, стуча высокими каблуками по горячему тротуару.

— Пошли, — сказал Шейн и потянул Клэр следом. — Я должен это увидеть. И, возможно, выложить в интернет.

Клэр

Когда они подошли ближе к фургону, Клэр поняла, что он был большой — большой в Техасском стиле, с высокой крышей. Он больше подходил для перевозки оборудования, а не людей. Логотип на боку фургона держался на магните, красное на чёрном. Какой-то череп с микрофоном и трудно-читаемая надпись, не то чтобы она уделяла ей большое внимание.

Целью Моники явно был мистер Парень-Конфетка, который, по мнению Клэр, не стал хуже при более близком рассмотрении. Он был высок (высокий, как Шейн), и широкоплечий (как Шейн)… но с дорого-выглядящим стилем его густых тёмных волос, подходящих к золотисто-коричневому цвету кожи. Был ли он автозагаром или естественным, он хорошо смотрелся. На нём была обтягивающая трикотажная рубашка, которая показывала всю его мускулатуру, а его лицо было… прекрасным.

— Привет, — сказала Моника и протянула ему руку, когда остановилась в футе от него. — Добро пожаловать в Морганвилль.

Он улыбнулся ей ослепительно-белыми зубами.

— Ну, — сказал он и даже голос его был прекрасен, только с небольшим намёком на испанский акцент, чтобы придать ему пикантности. — Морганвилль получает баллы за наличие самого прекрасного, радушного общества. Как тебя зовут, милая?

Моника не привыкла к тому, чтобы быть переигранной в игре лести. Клэр догадалась по тому, как та моргнула и стояла с немного опешившим видом. Но это длилось лишь мгновение, а потом она улыбнулась своей широкой, яркой улыбкой и сказала:

— Моника. Моника Моррелл. А как зовут тебя?

Его улыбка немного потеряла свой блеск, а тёмные глаза отдали немного серым цветом.

— Ах, я думал, ты знаешь.

Моника застыла. Шейн пробормотал:

— Спасибо тебе, Боже, — и достал сотовый, чтобы начать запись. — Это как высокомерный вопрос встречает высокомерное антивещество.

Моника размораживалась достаточно долго, чтобы огрызнуться:

— Убери это, Шейн. Боже, тебе сколько? Шесть? — потом она снова сосредоточилась на мистере Конфетке. — Не обращай на него внимания — он деревенский дурачок. А она из деревни Эйнштейна, что почти так же плохо.

Он принял это за извинение, догадалась Клэр, потому что он взял девушку за руку, чтобы наклониться и прижать свои губы к костяшкам ее пальцев. Моника выглядела ослеплённой. И немного испуганной. Её губы и глаза расширились, и на мгновение она выглядела как обычная девушка девятнадцати лет, которая была сбита с ног старшим модным человеком.