Энн Райс - Витторио-вампир

Ощутив дуновение свежего воздуха, скользнувшее по щеке и вокруг шеи, я крепче сжал рукоятку меча и стал напряженно вслушиваться, ожидая неизвестно чего. Раздалось тихое, едва слышное потрескивание, и кровать – или мне только показалось? – чуть-чуть сдвинулась с места, как если бы под чьим-то давлением.

Мне никак не удавалось сфокусировать взгляд – темнота размывала очертания всех без исключения предметов. И вдруг из этой тьмы предо мной возникла неясная, колеблющаяся форма – человеческая фигура… Какая-то женщина смотрела мне прямо в глаза, а ее волосы коснулись моего лба.

То была Урсула.

Лицо демона застыло не более чем в дюйме от моего, а прохладная и гладкая ладонь обхватила и крепко сжала лежащую на рукоятке меча руку. Скользнув ресницами по моей щеке, Урсула поцеловала меня в лоб.

Несмотря на весь свой страстный гнев и возмущение, я не мог противиться ощущению сладости этого момента. Омерзительный прилив чувственности пронзил меня насквозь, захлестнул с ног до головы.

– Strega! – с отвращением вскричал я.

– Не я убила их, Витторио. – Ее голос был умоляющим, и в то же время исполненным достоинства и удивительной силы, хотя звучал тихо и, без сомнения, мог принадлежать только очень молодой женщине.

– Ты их похитила, – возмутился я, с неистовым усилием пытаясь высвободиться. Однако все мои попытки были тщетны, а когда я хотел было вытащить из-под себя левую руку, она завладела и ею, а затем вновь поцеловала меня.

Уже знакомый потрясающий аромат, исходивший от Урсулы, и легкие касания волос, щекотавших мне лицо и шею, возбуждали бесстыдную дрожь во всем моем теле.

Я силился отвернуть лицо – напрасно: прикосновения нежных губ были чрезвычайно нежными, почти благоговейными.

Она прильнула ко мне, упругие груди под великолепной тканью напряглись, я ощущал мягкость стройного бедра, прижатого к моему, и настойчивые движения языка, лизавшего мои губы.

Предательский трепет собственного тела заставил меня буквально оцепенеть, и я застыл недвижимо, безуспешно стараясь погасить бушующий внутри пожар страсти.

– Убирайся вон, ведьма, – шептал я, преисполненный ярости и тем не менее не в силах побороть пламя, полыхавшее в моих чреслах, не имея воли остановить дрожь, волнами пробегавшую по спине.

Глаза Урсулы, полускрытые трепещущими ресницами, ярко горели в темноте, она то страстно приникала губами к моему рту, то слегка скользила ими по лицу, словно поддразнивая, то отстранялась и просто прижималась ко мне щекой – ощущение было таким, словно по коже порхнуло легкое птичье перышко.

Ее кожа сияла во тьме, как прозрачный фарфор. И вся она казалась похожей на мягкую куклу из благоухающих волшебных тканей, куда более податливых, чем плоть и кровь, но не в меньшей степени способных воспламеняться. Жар, исходивший от нее ритмическими волнами, истекал из самой прохлады кончиков пальцев, ласкающих кисти моих рук, страстное тепло ее языка – увлажняющее, восхитительное и неистовое – опаляло мне губы.

В моем расстроенном разуме крепло ощущение, что она намеренно пробудила во мне страстное желание, плотскую чувственность, дабы заглушить зов разума и превратить меня в беспомощное, жалкое, лишенное воли существо.

Урсула вновь и вновь впивалась в мои губы, ласкала язык и разгоряченное лицо, в то время как все мое существо отчаянно сопротивлялись вожделению, и одновременно жаждало – жаждало жарких объятий, нежных прикосновений и чувственных поцелуев.

Мне не удавалось скрыть свои эмоции – их выдавала предательница-плоть. Урсула не могла не понимать, в каком я состоянии, и за это я ненавидел ее.

– Почему? За что? – простонал я, в очередной раз отрывая от нее губы и едва дыша от неземного наслаждения при виде ее рассыпавшихся вокруг головы волос, – Убирайся отсюда! Возвращайся в ад! Что за милость ты проявляешь ко мне? Почему ты сотворила со мной такое?

– Я не знаю, – ответила она нежным, дрожащим голосом, уткнувшись мне в грудь. – Возможно, я просто не желаю твоей смерти. – Она говорила торопливо, в унисон с учащенным дыханием. – А может быть, существует и нечто большее: я хочу, чтобы ты уехал, убежал на юг, во Флоренцию, и позабыл обо всем случившемся, как если бы оно было не более чем ночным кошмарам или наваждением ведьм, как если бы ничего подобного никогда не имело места в действительности. Беги, скройся – ты должен меня послушаться.

– Прекрати плести свою грязную ложь, – вспылил я. – Ты думаешь, что я так и поступлю? Ты погубила все мое семейство! Да, ты! Ты и твои соплеменники, кто бы они ни были!

Она опустила голову, опутав волосами мое лицо. Я тщетно пытался высвободиться из плена. Но все было бесполезно. Я не мог даже пошевелиться в ее железных объятиях.

Все поглотила тьма и ощущение неописуемой нежности. И вдруг… Я почувствовал слабую боль в горле – как от укола булавкой, и мгновенно разум затопило сознание самого безмятежного, сладостного блаженства.

Я словно неожиданно оказался где-то чрезвычайно далеко от родных гор, от всех бед и опасностей и шагал по цветущей луговине, а потом оступился и рухнул на ковер из чудесных благоухающих трав. А Урсула молча опустилась рядом на сломленные стебли и безропотные ирисы. Ее пепельные волосы свободно раскинулись по плечам, пристальный взгляд смеющихся глаз был устремлен прямо на меня, обольстительные губы улыбались. Наши тела пылали, охваченные безрассудной страстью. Она взобралась на меня верхом и принялась скакать, по-прежнему не сводя внимательного взгляда с моего лица и сохраняя все ту же улыбку на прекрасных губах, а потом изящным движением раздвинула стройные бедра и позволила мне войти в нее.

Казалось, во влажной пульсирующей впадине между ее ногами бушевала безумная смесь всех стихий; отражение этого урагана эмоций я отчетливо видел и в обращенном на меня взгляде, изливавшем изобильный поток безмолвного красноречия.

Все прекратилось внезапно – осталось лишь головокружение. И ее губы, прильнувшие к моей шее.

Собрав все силы, я попытался отшвырнуть ее прочь.

– Я уничтожу тебя! Непременно! Клянусь. Если даже мне придется преследовать тебя до самого входа в ад! – Голос мой то срывался на крик, то переходил в едва слышный шепот. Я сопротивлялся ее объятиям с таким упорством, что моя собственная плоть воспламенилась от такого усилия. Но она не смилостивилась. Я старался привести в порядок свои мысли, отчаянно гоня прочь воспоминания о наслаждении и мечты о возможном повторении пережитого восторга. – Убирайся отсюда, strega, ведьма!

– Успокойся, помолчи, пожалуйста, – печально промолвила она. – Ты такой юный, и такой строптивый, и такой смелый… Совсем как я в юности. О да, я была настроена столь же решительно и тоже могла служить образцом красоты и бесстрашия.