Ричард Матесон - Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории

Уилл посмотрел на мать, горло его дрогнуло. Она сжала побелевшие губы, стараясь утешить его взглядом.

— Делай, как велит отец, — сказала она.

Медленно, бросая через плечо умоляющие взгляды, сотрясаясь от рыданий, Уилл пересек комнату. Его неровные шаги отдавались у родителей в ушах, когда он вышел в коридор. Дверь захлопнулась.

— Тебе обязательно было его лупить? — спросила миссис Риггс, и в голосе звучали страх и осуждение.

Мистер Риггс, не сумев подобрать нужные слова, сделал то, что обычно делают мужчины в подобной ситуации.

— Я даже есть теперь не могу, — проворчал он и резко встал.

Стул с грохотом упал у него за спиной. Мистер Риггс не стал поднимать. Прошел в гостиную и остановился перед окном, наблюдая, как небо медленно темнеет.

И он сказал чистую правду. Его желудок сжался в такой тугой узел от беспричинного страха, что он даже думать не мог о еде. Грудь вздымалась от каждого вдоха, что-то застряло в горле, и никак не удавалось проглотить. Ему даже показалось, что это его собственное сердце.

Откуда взялось это жуткое чувство? — недоумевал он. И почему оно подавило все остальные, даже голод?

Человек имеет полное право на вечерний отдых после напряженного рабочего дня, имеет право на хорошо прожаренный бифштекс, на приятный разговор за столом. И вот вам пожалуйста. Какое-то дурацкое помрачение рассудка нашло на всех. Крик в мясной лавке привел к этому… этому безумию. Хуже того… привел их в тупик. Какой отсюда, ради всего святого, может быть выход?

Мистер Риггс решил пройтись до табачного магазина и купить сигару. Он надел шляпу и зашел в столовую.

Жена все еще сидела там, глядя на стол, тыча в белую скатерть кончиком ножа. Кажется, она была совершенно подавлена.

— Я выйду, — сказал он.

Миссис Риггс кивнула так, что ему стало ясно — пропустила его слова мимо ушей.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросила она.

— О чем?

— Помнишь, я сказала, животные должны ненавидеть нас за то, что мы делаем с ними?

Он поморщился. Подобные разговоры не доставляли ему удовольствия. Они слишком расплывчатые, вызывают невнятные страхи, ведут к нелепым выводам.

— Может, они совсем разозлились на нас, — продолжала она. — Может, они что-нибудь затевают. Может быть… Простофиля их вожак.

У мистера Риггса отпала челюсть. Невыразимое изумление смешалось со страхом за жену. Неужели она сходит с ума?

— Ради бога! — воскликнул он, стараясь отодвинуть от себя проблему, словно кучу палых листьев. — О чем ты вообще говоришь? Ладно, я пошел.

У двери он обернулся.

— И не давай Уиллу никакой еды, — сказал он, ощетиниваясь в воинственном стремлении к справедливости. — Я научу его слушаться.

Он пошел вниз по лестнице, стараясь думать о бейсбольном счете, о результатах скачек, о кинозвездах — о чем угодно.

Но ничего не получалось. Жена произнесла эти слова. Они теперь громыхали у него в мозгу, никак не желая уняться.

Он изо всех сил пытался отшвырнуть их, заставить их пристыженно отступить.

Но они не уходили, они кидались ему в лицо. И если поверить в эти слова хотя бы на мгновение, они сбросят целый мир в неведомую бездну. Они все исказят, покажут, словно в кривом зеркале. Все на свете потеряет смысл, если они… правдивы.

Животные. Что означает это слово? Для него — существ с четырьмя ногами. Львов, тигров, коров, свиней, лошадей, кошек, собак. Животных.

— Нет, нет и нет, — бормотал он. — Отродясь не слышал большей глупости.

Но он все равно думал об этом. И посматривал на встречных кошек. По соседству жило много кошек. Они устраивали свары при луне, мерзко орали в ночной темноте, когда людям хочется спать. Он вдруг вспомнил, как лежал без сна, проклиная их на чем свет стоит, отмечая, как жалобно они мяукают, как невероятно похоже на грудных младенцев, обезумевших грудных младенцев, брошенных в переулке.

Он заглянул в ближайший переулок.

Словно электрический разряд прошел через тело, вызывая онемение.

Он еще никогда не видел столько кошек разом. Создавалось впечатление, что у них тут собрание. Они сидели на задних лапах, и ни одна не издавала ни звука. Но благодаря своему воображению мистер Риггс почти физически ощущал, как поток злобных мыслей передается от одной усатой головы к другой усатой голове.

— Нет, — отрезал он. — Это просто мое воображение.

Он повернулся и быстро дошел до угла, стараясь забыть, как одна кошка обернулась и посмотрела ему прямо в глаза… ухмыляясь. Другого слова он не мог подобрать. Это была настоящая ухмылка.

Мистер Риггс остановился и сжал кулаки.

— Быть того не может, — произнес он вслух. — Просто не может быть.

На углу мистер Риггс увидел конного полицейского, который проезжал мимо. Мистер Риггс уставился на лошадь. Он ощущал себя полным идиотом, однако какой-то внутренний голос приказывал смотреть.

Он едва не отпрянул назад, когда лошадь повернула голову и их взгляды встретились.

Человек имеет о некоторых вещах устоявшееся мнение. Например, он привык считать, что у всех лошадей добрые и ясные глаза.

Лошадь одарила мистера Риггса самым что ни на есть ледяным взглядом. И вдруг у него в голове сформулировались слова. Они явились словно ниоткуда. Хотя что значит — ниоткуда? Несомненно, он это подумал сам. Вернее, слова пришли из подсознания. Или же… Нет, нет, это невозможно!

Однако они пришли, ничто не могло их удержать.

«Молчи. Тебе не полагается знать. Ты каким-то образом проведал, но единственное, что тебе остается, — молчать. Ты не сможешь, ты не станешь рассказывать об этом никому».

Мистер Риггс так и стоял с открытым ртом и глядел на лошадь, пока она не скрылась за углом. Он помотал головой и осмотрелся, пристыженный. Проходящая мимо парочка с любопытством взирала на него. Он опустил глаза и заторопился к табачной лавке.

Медленно бредя домой, выпуская колечки сигарного дыма, мистер Риггс вдруг понял с грустью, что человек может прожить всю жизнь, но так ни разу и не задействовать свой мозг в полную силу. Хуже того, он может прожить жизнь и не заподозрить, что его разум так и не вышел из тесной клетки, в которую его поместила природа.

Он думал о словах Риты, о страхах Уилла, о том, как выл и ворчал Простофиля.

Если все это сложить? Неужели и вправду животные тайком готовят переворот, коварно дожидаясь того момента, когда человек утратит способность понимать, что он может быть свергнут?

Если согласиться с этим — разумеется, только ради поддержания дискуссии, — возникает вопрос: что лично ты способен предпринять? Правда ли, что ты не можешь поделиться своей догадкой с другими? Что какое-нибудь неведомое наказание подстережет тебя в ночи, если заговоришь об этом вслух?