Евгений Константинов - Предел безнаказанности

Судмедэксперт установил, что смерть наступила двумя днями раньше и что орудием убийства послужил острый металлический предмет. Никто из немногочисленных жителей деревни, да и сам Иван Дурандин, заглянувший во время обеда к Филиппову узнать, когда же тот починит на ферме проводку, и обнаруживший трупы, по существу дела ничего вразумительного сказать не смогли. Крымову показалось, что местные отнеслись к этому страшному событию как-то равнодушно. Но Павелко пояснил, что для них узнавать об убийстве в родной деревне – дело привычное.

С занесенного снегом озера старший лейтенант принес оставленные кем-то рыболовный ящик и пешню. Почти полутораметровая разборная пешня состояла из двух частей – деревянной и стальной, заканчивающейся закругленной острой лопаточкой, на которой были заметны пятна бурого цвета, вовсе не похожие на ржавчину. Она вполне могла оказаться тем самым орудием убийства.

Ящик и пешня, скорее всего, принадлежали убитому Вячеславу Филиппову. Что он приехал в Раево порыбачить, было видно и по одежде, и по найденной в кармане ватника пенопластовой коробочке с замерзшим мотылем. А по следам, оставленным в доме и на озере, было ясно, что на рыбалку он приехал не один…

Разузнать, кто мог быть его напарником, Крымов поручил Павелко, и тот справился с заданием без особых проблем. Первым делом он выяснил домашний адрес и номер телефона Вячеслава Филиппова. На телефонный звонок ответила его жена, то есть, теперь уже вдова. Обеспокоенная отсутствием мужа, она успела обзвонить всех его друзей-рыболовов. Двое из них утверждали, что Слава собирался на рыбалку с Виктором Пряхиным, но как раз до него-то дозвониться она не смогла – к телефону никто не подходил. Уже через час старший лейтенант Павелко стоял на пороге квартиры Пряхина.

– Я никого не убивал! – было первое, что сказал Виктор Пряхин, открыв дверь и увидев человека в милицейской форме. Дальнейший разговор, а вернее допрос, состоялся уже в милиции. И хотя Пряхин кричал, что ничего не знает, имелось немало доказательств, указывающих на его причастность к преступлению.

Дело казалось простым. Был подозреваемый, было орудие убийства с его отпечатками пальцев, и был факт его бегства с места преступления. Оставалось выяснить мотивы убийства и добиться от подозреваемого признания.

– За признанием дело не станет, – убежденно сказал Павелко, когда Крымов зашел к нему в кабинет после второго допроса и рассказал о поведении подозреваемого. – Ты, главное, как говориться, пельменьки не перебирай. И Пряхина этого подраскрути как следует. Но в то же время особо не торопись – может на нем еще смертушки висят. Там в округе в году по два-три убийства происходит, и кровищи каждый раз – по щиколотку. Я в Раево, знаешь, сколько уже мотался! Эта деревня мне в последнее время даже сниться стала, представляешь?

– Интересно, – Крымов потер глаза. Ему не понравилось, что старший лейтенант разговаривал с ним на «ты». Знакомы они были всего ничего, и, по его мнению, служебную субординацию следовало бы соблюдать. Но он сам виноват – надо было официально вызвать Павелко к себе в кабинет для беседы, а получилось, что он как бы по-дружески обратился к нему за советом и даже за помощью.

– Ну и что там, в этой деревне, такого, что она вам сниться начала? – спросил он хмуро.

– Да, ничего особенного, Игорь Викторович, – сразу сменил тон Павелко. – Я же не следователь, а всего лишь опер. Но, понимаете, у меня такое ощущение сложилось, что во всех раевских делах какая-то недосказанность присутствует.

– Что значит – недосказанность?

– Многовато что-то жмуриков для одной деревни, – чуть подумав, сказал старший лейтенант, и Крымову показалось, что эта мысль пришла Павелко в голову только что.

– А посадили мы только одного… некоего Либохина, – припомнил Павелко. – Он тоже сначала в несознанку играл. Зато потом с такими подробностями, с такими деталями расписал, как собственной женушке заряд дроби в спину всадил, что любой романист позавидовал бы. А еще один раевский садюга, самогонщик, отпирался-отпирался, а после того, как во всем сознался и обо всем так же преподробно рассказал, в тот же день в камере от инфаркта помер.

– Интересно… – снова сказал Крымов.

– Да уж, куда интересней…

– Ну, с остальными, как вы говорите – смертушками, какие нюансы?

– Нюансы! – усмехнулся Павелко. – Нюансы такие, что за последнее время чуть ли не каждый второй житель деревни Раево богу душеньку отдал. И все эти, так сказать, летальные исходы были с какими-то… подвывертами, что ли. Как-то не совсем обычно люди умирали. А два нераскрытых убийства так на нашей конторе и зависли. Так что Пряхина этого раскручивать и раскручивать…

Сразу после разговора с Павелко Крымов отправился в архив, чтобы ознакомиться со всеми делами, связанными с происшествиями в деревне Раево. В предполагаемую необычность этих дел ему не верилось. Скорее всего, старлей наводил тень на плетень. Но причастность Пряхина к предыдущим убийствам была вполне возможна, и выяснить все детали следователь был просто обязан.

Всего папок с «Раевскими» делами было семь. Читать пришлось много: протоколы допросов обвиняемых, свидетельские показания, заключения судмедэкспертов… Чего-то уж такого особенного в них Крымов и в самом деле не видел. Хотя «нюансики» имелись. К примеру, следственной группой так и не был найден рыболовный багорик, послуживший гражданину Воробьеву (тому самому, который впоследствии скончался от инфаркта в камере предварительного заключения) орудием убийства. Были и другие неясности, но следователя заинтриговали не они.

Перелистывая бумаги, Крымов вдруг поймал себя на мысли, что уже несколько раз внутренне «поморщился». Он вернулся к первому по времени убийству, потом вновь бегло просмотрел все дела и, наконец, понял, что морщиться его заставляет слово «рыбалка».

Игорь Викторович Крымов терпеть не мог рыбную ловлю. Всех, кто увлекался этим, по его собственным словам, «бездумным убиванием времени», он считал лентяями, вралями и, к тому же, губителями природы. Правда, вслух эту свою точку зрения никогда не высказывал. Многие его знакомые и сослуживцы считали себя заядлыми рыбаками, и спорить с ними Крымову не хотелось.

В изучаемых им материалах бросалась в глаза косвенная причастность почти ко всем раевским трагедиям заядлого рыбака Григория Филиппова. Погибали его знакомые, друзья, жена. И вот теперь погиб он сам, а вместе с ним и его родной племянник, приехавший с другом порыбачить на Раевское озеро…

– Итак, – вздохнул Игорь Викторович, – если вы не знаете, с чего начать, то начну я. – Он открыл верхний ящик стола и достал оттуда несколько пухлых картонных папок.