Тимур Лукьянов - Слоеный мир

Мастер рассек лучом воздух перед самым носом самурая, и перешел в атаку, когда противник отпрыгнул назад. Грозный луч лимонного света был длиннее и стремительнее самурайского меча и Ямамура едва успевал, отступая, отбивать удары. Красная пылающая сталь его клинка, соприкасаясь с боевым лучом Мастера, шипела и рассыпала в пространство фейерверки искр. Обычные земные мечи, или даже их проекции в тонких мирах, от соприкосновения с чистой энергией моментально расплавились бы. Но астральный клинок Ямамуры, закаленный в адском пламени, был особенным, и его внутренняя сила позволяла отбивать удары смертоносного светового луча.

Стараясь отвлечь противника, Ямамура попытался обойти его сразу с двух сторон своими боевыми духами, с тем, чтобы зайти в тыл. Мастер заметил это движение, и оба духа в следующее мгновение были им разрублены пополам в горизонтальной плоскости, а сосредоточиться, чтобы создать новых, при таком темпе боя Ямамура не мог. Спина самурая уже уперлась в стену и, даже, частично погрузилась в нее, а враг все не уменьшал натиск. Ярко-лимонный луч вращался, как огромное светящееся колесо, все больше вдавливая самурая в вязкую проекцию стены, и Ямамура почувствовал, что противник начинает побеждать его.

Но вдруг в комнату влетел огненный шар кровавого цвета и, с разгона ударив Мастера в грудь, отшвырнул его в противоположный угол комнаты от загнанного в стену самурая. Шар отскочил на пол и из него в облаке черного дыма возник Повелитель.

— Ты нарушаешь равновесие! Ты превышаешь пределы необходимой обороны и должен быть наказан! — Грозно сказал он Мастеру, занося над головой огромный черный топор, с которого, напоминая капли крови, непрерывно стекали, исчезая в пространстве, языки багрового пламени.

Когда черный топор стал опускаться, Мастер попробовал отбить удар энергетическим лучом, но эффект был примерно такой, как если бы нож пытались задержать водяной струей: топор легко преодолел лимонный луч и рассек воздух рядом с головой Мастера. Но Мастер успел в последний момент отпрыгнуть в сторону и неожиданно громко закричал:

— Учитель, помоги!

И не успел он закончить, как из большой картины на стене вырвался поток ослепительного белого сияния. Мощная энергетическая волна в одно мгновение смяла, подхватила и унесла куда-то прочь из астрального слоя комнаты кровожадного самурая вместе с его повелителем.

Абрам Моисеевич Альтшулер очень любил черный цвет. Он всегда, даже в жару, обязательно выходил на люди только в черном костюме. А еще, он почти никогда не снимал с головы черную шляпу. В его небольшой двухкомнатной квартире на Гороховой улице таких костюмов и шляп, совершенно одинаковых с виду, имелось два полных шкафа.

Абрам Моисеевич по документам был самым обыкновенным пенсионером шестидесяти шести лет от роду. По семейному статусу он являлся бездетным вдовцом. Его скромной пенсии бывшего школьного преподавателя математики, казалось, должно было едва хватать на жизнь. Тем не менее, он всегда выглядел очень опрятно и даже, несмотря на свой маленький рост, солидно, чем постоянно вызывал недовольство и зависть соседей.

Он вечно ходил в одном и том же черном костюме и шляпе. Но эти самые костюм и шляпа, как будто, никогда не изнашивались и не пачкались, а всегда выглядели как новенькие — выглаженными и ухоженными. Зимой, поверх своей обычной одежды, Абрам Моисеевич надевал длинное пальто строгого фасона, точно такое же черное, как и его любимый костюм. Обувь он тоже предпочитал черную, очень удобную и качественную. Соседи по подъезду, в основном, старые бабки и пожилые мужчины-пьяницы, недоумевали, откуда одинокий старик берет деньги, чтобы так одеваться, в то время как они сами, получая пенсии не меньше, а зачастую и больше него, не могут даже, что называется, сводить концы с концами. Но никто из них никогда не решался спросить его прямо. Абрам Моисеевич всегда был неприветливым и высокомерным и никогда ни с кем из соседей даже не здоровался. И они ограничивались только злобными пересудами за его спиной, когда он проходил мимо, опираясь на свою тяжелую черную трость, похожую на ствол из вороненой стали. Говорили, что этой тростью Абрам Моисеевич однажды убил молодого грабителя, который, угрожая ножом, хотел отобрать у старика красивый серебряный перстень. Но имел ли место на самом деле этот факт, не знал точно никто. И вообще, о его прошлом любопытным соседям было известно гораздо меньше, чем им хотелось бы. Они даже не знали, кто была его покойная жена. Потому что, когда старик переехал в их дом, его жена находилась уже на том свете.

В тот дождливый день начала лета Абрам Моисеевич никуда не пошел. Он взял с полки небольшую книжонку и открыл ее. Он любил заглядывать в эту книгу. Пророчества Нострадамуса были для Абрама Моисеевича чем-то вроде календаря, где всегда было написано, на что в данный момент следует обратить внимание. Ему нравилась Негативная Программа Нострадамуса, потому что она в полной мере отражала Великие Планы адской канцелярии. И ведь так много уже было сделано! Так много всего разрушено и уничтожено, что когда Абрам Моисеевич вспоминал весь ход истории и сравнивал его с Программой, сердце старика неизменно радовалось. С восхищением думал он о Нострадамусе как о великолепном стратеге, разработавшем грандиозные планы и сумевшем так спрятаться под личиной монаха, что не вызывает никакого подозрения и до сих пор.

Согласно Нострадамусу и пророчествам индейцев Майа этот год должен был стать поистине великим годом. Годом наступления Тьмы по всему астральному фронту. И в этом наступлении Абраму Моисеевичу выпала честь возглавить очень важный участок. Он был уполномочен подготовить атаку на Петербург. Сами по себе цифры года приводили в восторг Абрама Моисеевича. Абрам Моисеевич знал, что в середине года должна сложиться благоприятная энергетическая обстановка для атаки. Планеты, а вместе с ними и линии Спектра энергий Вселенной, выстроятся таким образам, что противник окажется частично лишен поддержки, и тогда, если все правильно подготовить и скоординировать, силы Тьмы смогут вызвать мощнейшее землетрясение, дамба лопнет, и воды Финского залива наконец-то затопят проклятый зачарованный город навсегда. И Абрам Моисеевич готовился к предстоящему событию многие годы.

Ему нравилось носить личину самодовольного старика. Неизъяснимая прелесть была в прекрасном, возвышенном чувстве ненависти, которая всегда незримо витала вокруг Абрама Моисеевича, где бы он ни появился. И он полной грудью вдыхал этот сладостный аромат ненависти, невидимыми потоками изливающийся на него с окружающих. Это была мощная, могучая энергия, которую жители города отдавали ему добровольно, совершенно бесплатно и без всякого принуждения. И он пил ее всем своим естеством и всегда, благодаря этому, был, что называется, в форме. Какой все-таки удачной оказалась идея принять именно этот облик! И Абрам Моисеевич не уставал поздравлять себя с успехом.