Брайан Ламли - Хаггопиана и другие рассказы

13-е. Так тому и быть. Сегодня ночью мы выясним все начистоту. В смысле, на кой черт нужен психиатр, утверждающий, что я здоров, если я точно знаю, что болен? Во всем виновато зеркало! «Взгляните в лицо своим проблемам, — заявил этот идиот, — и они исчезнут сами собой». Что я и сделаю сегодня ночью.

13-е, ночь. Вот, я сел. Уже одиннадцать. Дождусь, пока пробьет полночь, сдерну с зеркала покрывало, и посмотрим, что увидим. Господи! Неужели этот подергивающийся человек и есть я? Кто поверит, что всего несколько месяцев назад я был спокоен как скала? И все из-за проклятого зеркала! Нужно просто закурить и выпить. Может, станет лучше. Еще двадцать минут… хорошо… скоро все закончится… может, сегодня ночью! И, в виде исключения, я хоть немного посплю. Внезапно становится так тихо, будто весь дом ждет, что произойдет. Жуть! Я чертовски рад, что отослал Джонсона домой. Ни к чему ему видеть, как я сейчас выгляжу. До какого ужасного состояния я себя довел! Я испытываю искушение прямо сейчас сдернуть покрывало с зеркала! Вот оно… полночь! Ну, снимаем!»

И это было все!

Я снова перечитал эти строчки, медленно, пытаясь понять, что в них так насторожило меня. Какое совпадение, подумал я, заканчивая чтение, поскольку именно в этот момент послышался далекий бой часов, приглушенный городским туманом.

Сейчас я благодарю Бога за то, что бой курантов коснулся моих ушей. Уверен, это могло быть только актом Провидения, что, услышав его, я оглянулся. Спокойное зеркало — спокойное, как Хрустальное Озеро Ит-Шеша в часы дня — больше не было спокойно!

Покрытая пузырями, нечестивая тварь из дьявольских, безумных ночных кошмаров протискивала свою дряблую плоть сквозь раму зеркала в мою комнату, и у нее было лицо, какого никак не могло быть!

Не помню, как выдвинул ящик письменного стола и схватил то, что там лежало, хотя, по-видимому, сделал это. Помню лишь оглушительные выстрелы револьвера в моей руке и перекрывающий этот грохот вой разлетающихся осколков стекла. Не иначе как выкованная дьяволом бронзовая рама выгнулась и сорвалась со стены.

И еще помню, как подобрал с бухарского ковра странно изогнутые серебряные пули, а потом, видимо, потерял сознание.

На следующее утро я сбросил осколки зеркала в воду с парома через Темзу, расплавил раму, превратив ее в твердый шар, и зарыл поглубже в своем саду. Сжег дневник, а пепел развеял по ветру. В заключение встретился со своим доктором и получил от него рецепт снотворного. Я знал, что оно мне понадобится.

Я сказал, что у этой твари было лицо.

И действительно, в верхней части блестящей, пузырящейся массы этого обитателя ада было лицо, состоящее из двух половин, которые не согласовывались между собой! Одна из них — фантастически жестокое лицо древней египетской царицы, а вторая была легко узнаваема по фотографиям, которые я видел в газетах: искаженное болью и безумием лицо недавно исчезнувшего исследователя!

Я написал этот рассказ в 1976 году, а вышел он в издательстве «Аркхэм Хаус» в 1980-м, в сборнике «Новые мифы Ктулху» под редакцией Рамси Кэмпбелла. Он написан как дань уважения не только Лавкрафту (вы найдете в нем некоторые аллюзии на его произведения), но и Роберту Е. Говарду, автору знаменитого «Конана». «Второе желание» — вполне зрелый мифологический рассказ со всеми атрибутами Мифов. Но это также один из лично моих любимых рассказов. Недавно он был переиздан в твердой обложке, в сборнике «Под торфяниками и в еще более мрачных местах», издательство «TOR Books», 2002 г.

Вид открывался ужасно унылый: на востоке мрачные, черно-серые горы, зазубренный задник для долины, заросшей редким кустарником и кривыми деревьями. В одном углу долины, в предгорьях, разбросаны крытые дранкой дома, среди которых редко-редко мелькают черепичные крыши. Дома, окруженные, в стиле Старой Европы, прочной каменной стеной.

Примерно в миле от деревни, если эту кучку обветшалых домов можно назвать деревней, прислонившись к низкому, полуразрушенному забору, ограждавшему изрезанную колеями дорогу от крутого, каменистого склона, двое туристов рассматривали унылое зрелище со странным, давящим чувством стеснения. Позади взятый напрокат автомобиль — черная русская модель, такая же мрачная, как все вокруг, излучающая дружелюбие погребального катафалка — стоял, терпеливо поджидая их.

Гарри был относительно молодой человек, среднего сложения, темноволосый, с приятной, хотя и неброской внешностью, в меру умный и беспредельно ленивый. Годы юности он провел, старательно избегая всякого рода усилий — поведение, которое могло бы не довести до добра, не свались на него очень своевременно значительное наследство. Но даже так, десять лет легкомысленной, неумеренной жизни быстро привели к тому, что он оказался без гроша, не получив серьезного образования и являясь, фактически, высокородным повесой. Он, однако, никогда не опускался до уровня жиголо, и его хорошо обдуманный интерес к женщинам содержал в себе нечто большее, чем просто похоть.

Сам он считал эти десять лет очень удачными и отнюдь не потраченными зря. Расточительный образ жизни позволил ему наладить тесные взаимоотношения со «сливками общества». Однако все окружающее его богатство и блеск не мешали осознавать, что источник благосостояния неуклонно иссякает. В итоге, к концу этого срока он поставил перед собой задачу обеспечить, чтобы его неустойчивое положение в обществе не пострадало после того как деньги будут беззаботно растрачены; отсюда и заигрывания с женщинами. В этом он оказался не так искусен, как мог бы — поле действий сужалось соразмерно активам, пока, наконец, он не остался с одной Джулией.

Она была вдовой чуть за сорок, по-прежнему прекрасно выглядевшей, хотя и слишком злоупотреблявшей макияжем, весьма и весьма расчетливой и очень хорошо обеспеченной. Она не любила своего ныне покойного супруга — на самом деле, она никогда никого не любила, — но временами он бывал очень забавен и всегда необыкновенно внимателен. Возможно, прежде всего, Гарри интересовали ее деньги, однако это мало ее волновало. Множество молодых холостяков гонялись за ее деньгами, и она понимала это. По крайней мере, с Гарри было нескучно, и она считала, что на свой лад он искренне привязан к ней.

И он ни разу не дал ей повода считать иначе. Ей осталось всего двадцать хороших лет, понимала она; молодости ни за какие деньги не купишь. Гарри позаботится о ней в ее последние годы, а она закроет глаза на мелкие неблагоразумные поступки, которые он, несомненно, будет совершать, при условии, что не станет чересчур неблагоразумен. Он просил ее выйти за него замуж, и она собиралась принять его предложение сразу по возвращении в Лондон. Если у него и были недостатки, все компенсировала постель. Он был чрезвычайно силен как мужчина, а она раньше редко испытывала такое удовлетворение.