Борис Громов - Это! Моя! Земля!

— Ничего, — прохрипел ей на ухо Макс, упавший так, чтобы лежать между нею и гудящей от попаданий стеной склада. — Щас будет им и вторая серия. У нас этого добра много, для хороших людей не жал… Ох, ты ж, мать твою!

Да, повод выругаться имелся весомый: какой-то шальной рикошет, прилетев откуда-то сверху, ткнулся в пол ангара аккуратно между их с Максом головами. Женька машинально прикоснулась к светлой металлической «кляксе», размазавшейся по асфальту сантиметрах в десяти от ее лица, негромко ойкнула и подула на обожженные пальцы.

— Так, барышня, ползи-ка ты отсюда назад, где мы магазины набивали… Там хоть стеллажи худо-бедно защищают, — быстрой скороговоркой, но с явственными приказывающими интонациями в голосе шикнул на девушку Макс. — Бегом! В смысле, ползком, но с максимальным ускорением!

Не отошедшая толком от вида смявшейся пули прямо перед носом Женька, лишь согласно мотнула головой и шустро поползла в указанном направлении, тихо радуясь про себя, что у армейского бушлата такие толстые, набитые тяжелой ватой рукава. Если б не они — содрала бы локти в кровь. Вот коленям повезло меньше и синяки теперь точно будут, хоть она и старалась на них опираться поменьше… «Господи, синяки, колени… Какой же бред тебе в голову лезет!» — мысленно рыкнула она сама на себя: «Буквально минуту назад тебе пуля чуть голову навылет не „просверлила“, от виска до виска, а ты о каких-то дурацких синяках переживаешь!» Шустро перебирая локтями и извиваясь, будто ящерица, девушка шустро заползла за стеллажи. Все остальные девушки прятались там, за штабелями больших и тяжелых ящиков. Они лежали на полу, прижавшись к нему как можно сильнее, а Аня еще и свернулась практически в позу эмбриона.

Женька только собралась было сказать что-нибудь ободряющее, как снаружи приключилась обещанная Максом «вторая серия». Снова оглушительно, окончательно добивая и без того уже практически скулящие от не прекращающейся боли барабанные перепонки, рвануло снаружи. Снова слегка качнулся под девушками пол, ударило по всему телу резко уплотнившимся воздухом… Безумный вой снаружи оборвался, будто ножом отрезало. Впрочем, почему «будто»? Не совсем, конечно, отрезало и вовсе не ножом. Но в плане что-нибудь отсечь и на части покромсать осколки противопехотной мины, наверняка, ничуть не хуже управятся.

Через несколько секунд, осознав, что обстрел прекратился, девушки начали, поначалу осторожно и несмело, приподнимать головы от пола. Тихо, никто не стреляет, никто не орёт дурными голосами, не гудят под пулями стены ангара, не визжат шальные рикошеты.

— Девки, вы как? — каким-то неожиданно громким в наступившей тишине шепотом спрашивает Галя, огромными от пережитого страха обводя подруг.

Те молча переглядываются, не зная, что и ответить. Вроде — живы, что не может не радовать, но и слово «хорошо» для описания ситуации как-то не подходит…

— Аня, Анют, похоже — всё, — подползает кдо сих пор лежащей, свернувшись в зародышевый комочек девушке ее соседка по двухэтажной койке Лиза. — Вставай, трусиха…

Та вдруг резко выпрямляется и бросается на притронувшуюся к ее плечу соседку. Лиза не успевает ни отпрянуть, ни даже понять, что произошло, как зубы с треском впиваются ей в шею. Остальные девушки с визгом бросаются в разные стороны, от бывшей подруги, внезапно превратившейся в голодного упыря, терзающего почти не сопротивляющуюся из за страшной кровопотери жертву.

В груди у Женьки опять стало как-то холодно и пусто. Когда? Как? Почему они не заметили? Ладно, она была по другую сторону стены стеллажей, но остальные-то — рядом, в паре шагов… «Скорее всего — прямо в момент первого подрыва», — услужливо подсказывает ей все тот же непонятно откуда взявшийся внутренний голос: «Грохнуло сильно, девчонки кто куда попадали, головы, наверняка, руками закрыли. А тут какая-нибудь „пуля-дура“, вроде той, что между ею и Железным Максом пол продырявила… Аня от боли в клубок свернулась, да так и умерла… А крови почему не натекло?.. Да кто ж его знает? Может какое-нибудь внутреннее кровотечение, бывают же такие…»

— Женя, это как же? — в огромных перепуганных глазах Гали стоят слезы. — Что же делать?

«Надо!», в очередной раз бьет набат в Женькиной голове. Похоже, опять кроме нее — некому. Грушину и разведчикам сейчас не до них, да и кричать — привлекать лишнее внимание превратившейся в зомби Ани, занятой пока только окончательно переставшим дергаться трупом Лизы. Черт! А ведь еще немного, и мертвецов станет уже двое… Тогда станет еще сложнее.

Подрагивающими руками Женька поднимает к плечу автомат и, сморгнув набегающие слезы, сводит мушку и целик на затылке мертвого монстра, совсем недавно бывшего доброй и веселой девушкой по имени Аня… Гулкий грохот выстрела. Голова Ани с громким и каким-то неприятным, но смутно-знакомым, будто перезрелый арбуз на асфальт уронили, треском, бьется о пол склада. Девушки вокруг плачут навзрыд, отворачиваясь от происходящего. Как бы самой Женьке хотелось сейчас отвернуться, закрыть глаза и попытаться представить, что все это происходит не с ней. Но — нельзя. Потому что еще пара-тройка минут, и поднимется Лиза… Не стоит этого дожидаться. Автомат грохочет одиночным второй раз.

Опустив автомат, повисший на ремне поперек груди, Женька обессилено прислоняется спиной к стеллажу. Ноги мелко подрагивают, к горлу волна за волной подступает тошнота… А это еще что? Даже сквозь дикий звон в ушах, она слышит новый звук. И он ей очень хорошо знаком. Точно так же ревели моторы броневиков омоновцев, спасших ее из бизнес-центра. И этот рев весьма быстро приближается. Похоже — все, их маленькая война закончилась. Вот только вместо радости победы — в глазах слезы, в голове растерянность и опустошенность и в горле горький комок желчи….

Глоссарий:

1. 12. 21. 34. Примечания

Лазо Сергей Георгиевич — революционер, один из руководителей советского подполья в Сибири. По наиболее распространенной версии, был схвачен японскими интервентами и сожжен в топке паровоза. В советские времена считался одним из символов самопожертвования и преданности делу Революции.

Профессор Нимнул — персонаж диснеевского мультсериала «Чип и Дейл спешат на помощь», сумасшедший ученый, мечтающий о мировом господстве.

«Холерные бунты» — крестьянские волнения в Российской Империи в 1831-32 годах, в ходе которых неграмотные и испуганные эпидемией холеры крестьяне громили больницы и госпитали, нападали на медиков и полицейских, пытавшихся организовать карантинные мероприятия.

«Бодрянка» (армейск. сленг) — бодрствующая смена караула.