Джеймс Лавгроув - Дни

– Говоря начистоту, – добавляет она, – я испытываю облегчение. Несмотря на сказанное ранее, пусть бы мне даже удалось совершить преступление незаметно, – на самом деле, я сомневаюсь, что игра в прятки могла бы продолжаться дольше недели. Рано или поздно кто-нибудь из продавцов из продуктовых отделов обратил бы внимание на то, что одна и та же женщина изо дня в день приходит и набивает полный рот бесплатными угощениями. К тому же даме моих лет не так-то легко, оставаясь в одном и том же наряде и пользуясь только раковиной в уборной, долго сохранять свежий вид: очень скоро я бы перестала выглядеть как приличная покупательница «Дней». Но, вы знаете – если не считать эпизода с воровством, это отвратительно, – мне все-таки понравилось. Было здорово! В течение десяти лет моя жизнь текла слишком беззаботно. Мне нужна была какая-то встряска, а последние два дня кроме как встряской и не назовешь. Если у меня когда-нибудь снова появился бы подобный шанс, я бы все повторила, это точно.

Она умолкает, прокашливается и улыбается.

– Что ж, миссис Шухов, красивую сказку вы для нас сочинили, – говорит Моррисон. Лицо его принимает жесткое выражение. – А как насчет правды?

– Это и есть правда, – твердым голосом произносит миссис Шухов, снова едва заметно надув губы. – Зачем бы мне такое выдумывать?

– Ну, вы даже не представляете, какую ерунду плетут иногда воры, рассчитывая разжалобить меня и отделаться предупреждением, – возражает Моррисон. – Конечно, должен признать, ваш рассказ отличается от той жалобной шарманки, которую мне крутят изо дня в день. Голодные детишки, умирающие бабушки, сестры, больные лейкемией, – вот стандартный набор здешних жалостных историй. Ваш рассказ хорош хотя бы тем, что оригинален. Однако это ничуть не прибавляет ему правдоподобия.

– Но…

– Послушайте, миссис Шухов, я играл с вами честно – в вашу игру. Я даже вызвал сюда мистера Хаббла, несмотря на перерыв, потому что вы меня об этом попросили. Я вам всячески помогал. А теперь все, что требуется от вас, – это помочь нам.

– А я что все это время делала! Я же не отрицала факта кражи, так ведь? Напротив, я в нем созналась, и снова сознаюсь, если вам это нужно. Да, я украла! Пожалуйста – вот вам мое признание. А теперь вышвыривайте меня, выгоняйте отсюда навсегда. – На щеках миссис Шухов расцветают, будто фуксии, пятна негодования. – Господи, да и что бы я выиграла от вранья? Я просто рассказала вам то, что рассказала, потому что… Ну, отчасти потому, что я вполне довольна собой, не стыжусь это признать, но еще и потому, что, на мой взгляд, вам и старшему сотруднику охранного отделения было бы небезынтересно услышать о некоторых брешах в вашей не столь уж непогрешимой, как выяснилось, системе охраны. Честно говоря, знай я, что вы отреагируете на мой рассказ, как совершенный осел, не стала бы и рта раскрывать.

– Если вас интересует мое мнение, – вставляет Фрэнк, бегло взглядывая на часы (время – три минуты двенадцатого, перерыв уже истек), – то мне ее рассказ представляется более чем правдопободным.

– Благодарю вас, мистер Хаббл. – Миссис Шухов роняет руки на колени и сверлит Моррисона дерзким взглядом.

– А вам, Моррисон, – продолжает Фрэнк, – я полагаю, следует сделать подробный отчет о действиях миссис Шухов, с ее помощью, а затем представить его на рассмотрение начальников обоих охранных отделений. Вот мое мнение.

Его обманчиво мягкие интонации несут в себе тяжесть – будто перышко, приземлившееся с мощью пушечного ядра. Моррисон поначалу ершится – больше для проформы, чтобы не потерять лица, но потом идет на попятную:

– Ну, раз вы в самом деле полагаете, что это необходимо…

– Да, полагаю. А еще я хочу, чтобы вы поручили «Счетам» заблокировать ее карточку – на тот случай, если кто-то попытается ею воспользоваться.

– Разумеется. – Моррисону удается вновь обрести хладнокровие. – Я в любом случае собирался это сделать.

А потом Фрэнк говорит нечто странное. Неожиданное для самого себя. Слова сами срываются с его губ, прежде чем он успевает удержать их:

– И велите «Глазу» связаться со мной, если кто-то воспользуется ее карточкой.

Моррисон бросает на него любопытный взгляд.

– А зачем?

– Если выяснится, что кто-то присвоил карточку миссис Шухов, я хочу лично провести задержание.

Звучит неплохо, но все равно это мало похоже на стандартную рабочую процедуру, и, судя по удивленному виду Моррисона, тот тоже это понимает. Остается неясно, зачем Фрэнку присутствовать именно при данном задержании. С этим прекрасно справился бы любой другой оперативник.

Так почему же он только что сказал то, что сказал? Фрэнк и сам точно не знает, его самого встревожила такая спонтанная решимость, совсем ему не свойственная. Наверное, он сделал это потому, что миссис Шухов – пусть она и воровка – вызвала в нем восхищение. Он восхищается ее выдержкой: надо же, отважилась так вот спрятаться в магазине. Пусть это была и отчаянная попытка, зато какая смелая! Вдобавок Фрэнку жаль ее, да и кто осудит его за столь мизерный знак внимания по отношению к женщине, заслуживающей и восхищения, и сострадания? Кроме того, если учесть, что сегодня он последний день в «Днях», то, скорее всего, его уже не будет в магазине, когда кто-то воспользуется – если воспользуется – ее карточкой.

Поняв это, он почти перестает волноваться.

– Хорошо, сделаю так, как вы просите, – соглашается Моррисон, внося это себе в компьютер, – однако я бы отметил в своем отчете, что такая просьба несколько необычна.

– А мне кажется, это весьма уместный жест, – вставляет Гоулд.

– И мне тоже, – добавляет миссис Шухов. – Приятно знать, что мистер Хаббл будет лично отвечать за нахождение моей карточки.

Фрэнк делает вид, что не замечает многозначительных взглядов, которыми обмениваются обе женщины.

– Я вам больше не нужен? – обращается он к Моррисону.

– Думаю, что нет.

– Хорошо, огда приношу всем свои извинения – мне нужно было вернуться к работе еще пять минут назад.

Он устремляется к двери, но не может удержаться оттого, чтобы напоследок не взглянуть на миссис Шухов. И встречается с ответным, странно-безмятежным взглядом ее налитых кровью глаз.

– Вы бы понравились Григору, мистер Хаббл, – говорит она ему спокойным тоном. – Ему все нравились, но вас бы он непременно выделил среди прочих. Людей вроде вас он называл «компасными стрелками, отклоняющимися от севера».

– Как это понимать? – Фрэнк замирает перед дверью.

– А вы сами подумайте, – отвечает миссис Шухов.

Поднимаясь по лестнице, он принимается думать.

У компасной стрелки нет выбора – магнит заставляет ее показывать только на северный полюс. Она может лишь вертеться на своей оси, словно пытаясь указать какое-то иное направление, однако в конце концов все равно смотрит на север. Может быть, миссис Шухов хотела сказать, что его борьба с тем направлением, которое приняла его жизнь, тщетна?