Говард Лавкрафт - Сны в Ведьмином доме

Результаты этого исследования, подкрепленные авторитетом опытных психологов, историков, антропологов и психиатров и основанные на данных обо всех известных случаях раздвоения личности, начиная с легенд об одержимых дьяволом и кончая современными научно аргументированными фактами, не только не успокоили, но скорее еще больше встревожили и напугали меня.

Как выяснилось, мои сны не имели аналогов среди громадного большинства описанных в разное время случаев амнезии. Удалось, правда, выделить несколько письменных свидетельств, озадачивших меня именно поразительным сходством с моим собственным опытом. Часть из них относилась к древнему фольклору, другие представляли собой истории болезни, обнаруженные в медицинских архивах; было даже два или три анекдота, затерявшихся на страницах общей истории.

Таким образом, моя форма заболевания оказалась невероятно редкой, хотя примеры ее при желании можно было найти в самые разные исторические эпохи. На некоторые столетия приходилось по одному, два, а то и по три таких случая, на другие — вообще ни одного, по крайней мере ни одного документально подтвержденного.

Суть каждого из этих случаев была одна и та же: человек, обладающий острым и незаурядным умом, в один прекрасный момент вдруг резко меняется и начинает вести образ жизни, в корне отличный от прежнего, что продолжается в течение более или менее значительного отрезка времени. На первых порах перемена эта характеризуется потерей памяти, а также частичной либо полной утратой речевых и двигательных навыков, а затем — невероятно быстрым поглощением знаний в различных областях науки, истории, искусства и антропологии, причем эта бурная активность сочетается с нечеловеческой способностью к усвоению огромных объемов информации. После этого происходит столь же внезапное возвращение первичного существа, и человеку до конца его дней периодически досаждают неясные потусторонние сны, содержащие обрывки необычных и страшных воспоминаний, тщательно удаленных кем-то из его сознания.

Близкое сходство найденных описаний ночных кошмаров с моими собственными — вплоть до самых, казалось бы, второстепенных деталей — не оставляло сомнений в их безусловной однородности. В одном или двух случаях у меня промелькнуло смутное ощущение знакомства, словно я прежде уже общался с этими людьми по каким-то неведомым космическим каналам, природа которых не поддается логическому осмыслению. Трижды в рассмотренных нами отчетах встречалось упоминание о неизвестном аппарате вроде того, что был доставлен в мой дом накануне обратного превращения.

В ходе расследования я наткнулся на еще одну заинтересовавшую меня подробность: как оказалось, в истории были не так уж редки случаи кратких явлений все тех же характерных кошмарных образов людям, никогда не впадавшим в состояние амнезии.

На сей раз это был и люди более чем заурядных умственных способностей — иные из них находились на столь примитивном уровне развития, что казалось просто невозможным представить их в роли пусть даже элементарного телесного проводника для чужого разума с его ненасытным стремлением к познанию. На какую-то долю секунды люди эти ощущали на себе обжигающе-пронзительное воздействие внешних сил, затем эта волна откатывалась, оставляя лишь слабое воспоминание о мгновенно открывшихся человеку ужасах вселенской бездны.

За последние полвека было отмечено по меньшей мере три таких случая — последний около пятнадцати лет назад. Не походило ли все это на поиск вслепую, ведомый кем-то очень далеким от нас, кем-то скрывающимся в неизмеримых глубинах времен? Не имели ли мы дело с чудовищными экспериментами, источник и смысл которых лежали за гранью человеческого понимания?

Таковы были лишь некоторые из вопросов, мучивших меня в те часы, когда моя фантазия особенно распалялась под влиянием сделанных мною открытий и следующих отсюда предположений и домыслов. И все же было бы нелепым отрицать наличие связи между легендами незапамятной древности и сравнительно недавними проявлениями странной амнезии, жертвы которой — точно так же, как и лечившие их врачи, — не имея никакого понятия о других подобных случаях, везде описывали одни и те же индивидуальные симптомы, во всех деталях совпадавшие с моими.

Я по сей день опасаюсь пускаться в рассуждения относительно природы моих снов, становившихся со временем все более навязчивыми. В них все чаще начали проглядывать зловещие признаки безумия, и я порой всерьез тревожился за свое душевное здоровье. Быть может, я имел дело с особого рода заблуждением, характерным для всех людей, переживших временную потерю памяти? Не исключено, что первопричиной этого явились попытки нашего подсознательного существа заполнить образовавшийся вдруг пробел некими порожденными внутри нас самих псевдовоспоминаниями.

Данной точки зрения — хотя мне лично больше нравилась альтернативная теория фольклорных традиций — придерживались многие психиатры, помогавшие мне в поисках идентичных клинических случаев и разделявшие мое изумление по поводу их несомненного сходства с моим собственным. Они не считали это состояние сумасшествием в чистом виде, классифицируя его скорее как одну из форм нервного расстройства. Полностью одобряя мою склонность изучать и анализировать это явление вместо того, чтобы попытаться забыть его или скрыть, они расценивали такие действия как абсолютно нормальные и правильные с точки зрения принципов психологии. С особым интересом я прислушивался к словам тех врачей и ученых, которые обследовали меня еще в тот период, когда моя физическая оболочка принадлежала другой личности.

Первые признаки моего расстройства не имели характера визуальных образов — это были уже упомянутые мной неясные и абстрактные ощущения. В частности, у меня постепенно развился страх перед самим собой, точнее — перед собственным телом. Я всячески избегал смотреть на него, как будто ожидал увидеть нечто совершенно чужое и непередаваемо отвратительное. Когда я все же решался опустить взгляд и видел свои ноги — обычные человеческие ноги в серых или голубых брюках, — я испытывал огромное облегчение, хотя для того, чтобы совершить сей нехитрый поступок, мне каждый раз приходилось выдерживать нелегкую внутреннюю борьбу. Я старательно отворачивался от попадавшихся на моем пути зеркал и всегда брился только в парикмахерских.

Далеко не сразу я уловил связь между этими явлениями и мимолетными зрительными галлюцинациями, к тому времени также начавшими меня преследовать. Впервые я это понял, когда почувствовал, как некая внешняя сила пытается искусственно отгородить отдельные участки моей памяти.