Джим Батчер - Халтура

— Я? Ничего, — сказала женщина.

Лицо Мёрфи вспыхнуло.

— Пока.

Женщина издала двусмысленный смешок, играя волосами Мёрфи.

— Мы к этому идем. Я просто разделила с ней объятие бога, чародей.

— Я как раз собиралась надрать тебе за это задницу, — сообщила Мёрфи. Она озиралась по сторонам, и я заметил, что разбитая лампа валяется на полу, а столик, на котором эта лампа стояла прежде, опрокинут — свидетельство того, что без драки не обошлось.

— Но мне так хорошо сейчас… — Взгляд ее затуманенных голубых глаз остановился на мне. — Гарри, иди, присядь с нами.

— Непременно, Гарри, — промурлыкала женщина. — Мы дивно проведем время. — Она извлекла откуда-то бутылку Макова пива. — Выпей с нами.

Единственное, чего мне действительно сейчас хотелось, — это пиво Мака. Вот блин.

Но я не это имел в виду. Это совсем не то. Я сказал себе очень твердо, что все идет неправильно. Даже если Кэррин ухитрилась каким-то образом сделать так, что ее наплечная кобура выглядит как нижнее белье.

Или, может, дело во мне.

— Медитрина была римской богиней вина, — сказал я. — А бассариды — это другое название прислужниц Диониса. — Я кивнул на пиво в ее руке и сказал: — Я думал, что менады были винными снобами.

Губы женщины растянулись в широкой, неподдельной улыбке, а зубы у нее были просто идеально белые.

— В любом веселящем дух напитке — божественный дух, смертный.

— Так вот с чем их связывает духовный канал, — проговорил я. — С Дионисом. С богом кутежей и экстатического неистовства.

— Разумеется, — кивнула менада. — Смертные забыли истинное могущество бога. Пора им напомнить.

— Если вы собираетесь поганить напитки, так почему бы не начать с самого крупного паба на стадионе? Так вы могли бы добраться до чертовой уймы народа.

Она иронически усмехнулась:

— Пиво, механически сваренное в котлах размером с дом, которое после этого подают охлажденным? В нем нет души. Оно вообще не достойно именоваться пивом.

— Дошло, — сказал я. — Вы пивной сноб.

Она улыбнулась, и ее дивные зеленые глаза встретились с моими.

— Мне нужно было что-то настоящее. Что-то, что мастер создавал с любовью и гордился тем, что создал.

А вот это действительно имело смысл — с технической точки зрения. Магия есть во многом, в том числе и в эмоциях. Стоит вам начать массовое производство, и вы — по самой природе процесса — утрачиваете чувство личной причастности, которое могли бы иметь к тому, что сделано своими руками. Если рассматривать ситуацию с точки зрения менады — у фабричного пива нет ничего, во что она могла бы запустить магические зубы, никакой основы, на которую можно наложить ее запутанные чары.

Пиво Мака, конечно, готовилось с гордостью — настоящей, личной гордостью, я имею в виду, а не корпоративной гордостью официального представителя.

— Зачем? — спросил я ее. — Зачем вы вообще это делаете?

— Вряд ли я одинока в своих действиях, чародей, — ответила она. — Все дело в том, кто я.

Я нахмурился и наклонил к ней голову.

— Смертные забыли богов, — сказала она, и в голосе послышались грозовые нотки подступающего гнева. — Они полагают, что Белый Бог вытеснил прочих богов. Но они здесь. Мы здесь. И мне так же поклонялись в свое время, смертный.

— Может, вы и не в курсе, — заметил я, — но большинству из нас это до лампочки. Все эти громы и молнии с небес уже давно не эксклюзив.

Она рассердилась, глаза засияли ярче.

— Конечно. Мы удалились и оставили мир вам — и что из этого вышло? За две тысячи лет вы отравили и изнасиловали Мать Землю, давшую вам жизнь. Вы уничтожили леса, загрязнили воздух и затмили колесницу самого Аполлона зловонием ваших кузниц.

— Поэтому вызвать массовые беспорядки на игре «Буллз» будет самое оно? — спросил я.

Она широко улыбнулась, демонстрируя острые клыки.

— Мои сестры годами устраивали футбольные матчи на континенте. Мы расширяем полномочия. — Она отхлебнула из бутылки, обхватив губами горлышко, и убедилась, что я это заметил. — Умеренность. Это отвратительно. Нам бы следовало задушить Аристотеля в колыбели. Алкоголизм! Подумать только, именовать бога недугом.

Она оскалила на меня зубы:

— Необходимо преподать урок.

Мёрфи задрожала, выражение ее лица сделалось неприятным, взгляд голубых глаз сосредоточился на мне.

— Прояви свое уважение к богу, чародей, — бросила менада. — Пей или присоединишься к Пентею [21] Пентей, сын Эхиона и Агавы, внук Кадма, царь Фив, растерзанный своей матерью и сестрами за то, что противился вакханалии. — Примеч. пер. и Орфею.

Греческие парни. Оба были растерзаны менадами и их смертными подружками в оргиях экстатического неистовства.

Мёрфи тяжело дышала, щеки ее пылали, в глазах горели вожделение и неистовство. И она смотрела прямо на меня.

Блин!

— Делаю встречное предложение, — проговорил я спокойно. — Развейте чары на пиве и уезжайте из моего города прямо сейчас, а я не отправлю вас по почте обратно в Эгею дюжиной нашинкованных кусков.

— Если ты не хочешь чтить бога в жизни, — сказала Медитрина, — то будешь чтить его в смерти.

Она вскинула руку, и Мёрфи бросилась ко мне, завывая от ярости.

Я удрал.

Не поймите меня превратно. Я повидал в жизни чертову уйму орущих атакующих монстров. Но ни один из них не был маленьким, белокурым и симпатичным и не находился под властью той, что и впрямь могла оказаться самой настоящей богиней. Все-таки мой выбор был ограничен. Мёрфи явно пребывала не в своем уме. У меня имелся жезл, но я не собирался убивать ее. И сходиться с ней врукопашную не хотел тоже. Мёрфи давно изучает боевые искусства, особенно она хороша в захватах, и если до этого дойдет, результат у меня окажется не лучше, чем у Каина.

Я выскочил из комнаты в коридор до того, как Мёрфи успела поймать меня и выкрутить руку в стиле Эшеровских композиций. Где-то позади меня раздался звук бьющегося стекла.

Мёрфи следовала за мной по пятам, и я, повернувшись, активировал свой браслет-оберег, стараясь наклонить его под таким углом, чтобы ее не травмировать. Мой щит вспыхнул серебристо-голубым, и Мёрфи, натолкнувшись на него, отскочила так, будто это была твердая сталь. Медитрина следовала за нею, сжимая разбитую бутылку, белки ее глаз резко контрастировали с ярко-зеленым цветом радужки, а лицо озарялось экстатическим восторгом, от которого бросало в дрожь. Последовали три молниеносных грациозных движения — я сумел увернуться только от одного. Подбородок и правую руку пронзила жгучая боль, мой жезл полетел по коридору, отскакивая от ног проходивших мимо людей.

В плане боевых искусств мне, конечно, до Мёрфи далековато, но и полным неумехой меня тоже не назовешь, а еще, что гораздо важнее, в жизни мне не раз приходилось несладко. В школе, где ты постоянно получаешь тяжелые удары, учишься быстро, и такие уроки уже никогда не забыть, они сидят у тебя в печенках. Увернувшись от удара, я перевел импульс в кручение и сделал подсечку. Богиня она там или нет, но эта менада была в два раза легче меня, и я сшиб ее с ног.