Говард Лавкрафт - Некрономикон

Мимо всех этих роскошных земель окаянски летел злосмрадный корабль, подгоняемый нечеловеческими ударами незримых гребцов. И день еще не угас, когда Картер увидел, что кормчий правит корабль не иначе как к Базальтовым Столпам на западе, за которыми — как твердит простонародная молва, лежит великолепная Катурия, но которые, как известно искушенным сновидцам, суть устье, откуда моря-океаны земной страны дрем чудовищным водопадом низвергаются в бездонное ничто и в пустоте несутся к иным мирам и иным светилам и к тем жутким пустотным провалам за пределами устроенного мироздания, где в сердце хаоса неутолимо гложет себя демон-султан Азафот под барабанный стук и флейтовый вой и адовы пляски Иных Богов, незрячих, немотствующих, сумеречных и несмысленных, чьим духом-вестоносцем служит Ньарлафотеп.

Между тем язвительно улыбающаяся тройка купцов ничем не выдавала своих намерений, хотя Картер отлично знал, что они должны быть в сговоре с теми, кто чинил препоны в его исканиях. В дремном краю считается, что немало посланников Иных Богов ходит среди людей; и все эти посланники, люди они в полном смысле или несколько недолюди, с усердием исполняют волю этих незрящих и несмысленных сил в обмен на милость их мерзейшего духа-вестоносца, ползучего хаоса Ньарлафотепа. Так и Картер догадывался, что купцы в тюрбанах с двумя шишками, прослышав о его дерзостном искании Вящих в их твердыне Кадата, решили его умыкнуть и доставить Ньарлафотепу, какая бы неназываемая награда ни причиталась за подобную добычу. Из каких пределов пришли эти купцы, из нашей знакомой вселенной или из жутких потусторонних пространств, Картер не мог вообразить, не мог он и представить того адова сходбища, где они встретятся с ползучим хаосом и выдадут его, и потребуют себе награду. Однако он знал, что никакая тварь, подобная человеку столь близким подобием, не посмеет приблизиться к абсолютной черноте престола князя демонского Азафота в безвидном средоточии пустоты.

На закате солнца купцы алчуще засверкали глазами, облизывая свои непомерно растянутые губы, и один из них, сойдя вниз, возвратился из какой-то потайной и мерзкой каморки с горшком и корзиной тарелок. Потом, усевшись под навесом в тесный кружок и передавая горшок друг другу, они принялись поедать дымящееся мясо. Но когда они дали кусок и Картеру, он заметил нечто совершенно ужасное в его размере и форме; так что, побледнев в лице больше прежнего, он выбросил свой кусок в море, как только от него отвели глаза. И он снова подумал о тех незримых гребцах и о том подозрительном пропитании, что давало им непомерную механическую силу.

Мрак стоял, когда галера прошла между Базальтовыми Столпами запада, и зловеще нарастал впереди гул, там, где гремучий поток падал с края земли. И брызги этого водопада, взлетая, затмевали звезды, и палуба сделалась влажной, и судно кренил бешеный бурун бездны. Потом с причудливым свистом корабль одним махом прянул, и Картер пережил все ужасы кошмара, когда земля провалилась куда-то и громадная ладья беззвучно и кометоподобно ринулась в межпланетное пространство. Картер знать не знал, какие бесформенные черные сонмища гнездятся, кишат и корчатся в мировом эфире, ломаясь и кривляясь в лицо мимохожим странственникам, а иногда осклизлыми лапами ошариваясь вокруг, если их любопытство возбуждал какой-то движущийся предмет. Это был безымянный помет Иных Богов, подобно им, незрящий и несмысленный, и одержимый их алчбой и жаждой.

Но сквернящая галера держала свой курс не так далеко, как было убоялся Картер, ибо вскоре он увидал, что кормчий правит кормило прямиком на луну. Горящий серп луны все увеличивался по мере того, как они приближались, и наводил беспокойство, являя свои кратеры и горные острия. Корабль двинулся к краю луны, и вскоре сделалось ясно, что он ищет пристанища на той ее таинственной и прикровенной стороне, которая всегда отвращена от Земли и на которую никто из в полном смысле слова людей — может быть, за изъятием духовидца Снирет-Ко — никогда не взирал. Вид луны с близкого расстояния внушал изрядное смятение; Картеру не пришлись по душе ни размеры, ни очертанья руин, рассыпавшихся во прах тут и там. Расположение мертвых капищ на горах говорило не во славу богов потребных и праведных, и в симметриях разбитых колонн чудился некий темный и прикровенный смысл, которому не хотелось искать разгадку. О строении же и росте былых поклоняющихся Картер упорно не хотел строить догадок.

Когда корабль обогнул край луны и поплыл над той незримой для человека твердью, в причудливом ландшафте проявились некоторые признаки жизни, и Картер увидел множество низких, широких и круглых хижин посреди белесых полей уродливой плесени. Он заметил, что в этих хижинах не было окон, и подумал, что их форма напоминает эскимосские снежные хижины. Потом он увидел маслянистую зыбь какого-то трясинного моря и понял, что путешествовать опять предстоит по воде или, по крайней мере, по некоей жиже. Галера плюхнулась на морскую поверхность с характерным звуком, и странная упругость, с которой ее приняли волны, изрядно смутила Картера. И вот они с громадной скоростью заскользили вперед, однажды разминувшись и обменявшись маячными сигналами с похожей, как родная сестра, галерой, но в основном не видели ничего, кроме странного моря и неба, черного и со звездной россыпью, хотя в нем и стояло палящее солнце.

Вскоре впереди рваным очерком всплыли в лишайниках наподобие язв холмы побережья, и Картеру бросились в глаза гадкие коренастые серые башни города. То, как они запрокидывались и наклонялись, каким образом жались одна к другой; то, что в них вообще не было окон, внушало изрядную тревогу пленнику, и он горько сетовал на свою блажь, попустившую его пригубить странного вина у того купца в тюрбане о двух буграх.

По мере того как приближался берег и город все сильнее дышал своим мерзким зловонием, Картер увидел, что рваные зубцы холмов густо одеты лесами, в некоторых деревьях он узнавал собратьев того одинокого дерева-с-луны в заколдованной дубраве на земле, из чьего сока мелкорослые бурые зуги курили свое удивительное вино.

Картер уже различал движущиеся фигуры на шумных пристанищах впереди, и чем лучше он видел их, тем больше начинал бояться их и чураться. Ибо вовсе не люди были они, не люди даже и приблизительно, но громадные серовато-белые склизские твари, которые раздувались или ужимались, когда хотели, и в основном имели вид — хотя он часто менялся — своего рода безглазых жаб со странным дрожащим пучком коротких розовых щупалец на конце тупого плоского рыла. Уродища эти хлопотливо переваливались по причалам, со сверхъестественной силой ворочая тюки, клети и ящики, и то вспрыгивали на какую-нибудь пришвартованную галеру, то соскальзывали с нее, держа длинные весла в передних лапах. А иногда они прогоняли гуртом топочущих рабов, которые смахивали на тех с распяленными ртами человекоподобных купцов, что торговали в Дилат-Леене; разве что без тюрбанов, без платья и без башмаков человеческого подобия в них было не так-то уж много. Некоторых рабов — из тех, что потолще, которых на пробу щипал кто-то вроде надсмотрщика, — сгружали с кораблей и заколачивали в клети, и грузчики волокли их в низкие пакгаузы или громоздили на огромные грохочущие подводы.