Эрик Хелм - Уцелевший

Испанец перекатился, вскочил, широким взмахом клинка — с потягом — резнул страшилище по ногам. Левая отвалилась тотчас. А когда вурдалак прыгнул вослед отпрянувшему Родриго, надрубленная правая конечность тоже переломилась, не выдержав тяжести. Упырь грохнулся оземь.

Словно боясь не успеть, кастильский рыцарь безудержно кромсал мечом уже четвертованную тушу и остановился, только полностью разъяв ее на куски...

Попятился. Застыл. Нагнулся.

Изнуренный, изнемогший, Родриго де Монтагут-и-Ороско стоял скрючившись в три погибели средь поляны, освещаемой белым, вырвавшимся, наконец, из облачной пелены месяцем, и блевал.

* * *

— Эрна, — прохрипел он минуту спустя. — Эрна!

Ответа не последовало.

— Эрна, это ты окликала меня?

— Эрна спит , — раздались негромкие серебристые слова. — Так несравненно лучше и для нее, и для тебя, и для меня .

Испанец подскочил.

— Кто здесь? — выдохнул он полубеззвучным шепотом.

Голубое свечение затеплилось в нескольких футах впереди, меж Родриго и разрушенной часовней. Оно возносилось над примятыми лесными травами прозрачным переливающимся коконом, имевшим в высоту футов семь с половиной.

— Очисти клинок от скверны и вложи обратно в ножны .

— Кто здесь? — повторил испанец, чувствуя ужасную слабость после небывалой схватки, однако почему-то не испытывая ни малейшего страха.

— Друг и защитник .

— Это ты наставлял меня во время боя?

— Да. И это я погрузил баронессу в сон, когда смрадный враг объявился на поляне .

Внутри кокона возникла и четко вырисовалась человеческая фигура. Загадочный пришелец не касался почвы стопами, а парил в нескольких дюймах над нею. Столько добра, столько теплой, искренней заботы источали звездные, бездонные глаза, лучившиеся предвечной мудростью, что Родриго разом и всецело доверился чудесному гостю и, впервые за всю жизнь, ощутил себя в полной, несравненной, совершеннейшей безопасности.

Не задавая новых вопросов, рыцарь трижды вонзил меч в почву, в одно и то же место, с каждым разом утапливая лезвие глубже и глубже. На третьем ударе крестовина дошла до упора. Кастилец провел обеими сторонами клинка по траве, поднялся, обтер надежную толедскую сталь о рукав и вернул в ножны, пристегнутые к широкому поясу буйволовой кожи.

Лишь сейчас он внезапно понял, что боль в поврежденной ноге исчезла бесследно.

— Это я исцелил тебя в начале схватки , — сказал незнакомец, благожелательно улыбнувшись. — Ты дрался за правое дело, сам того не ведая; и, себя не жалеючи, оборонял беззащитную... Сегодня я доволен тобою .

— А раньше? — непроизвольно спросил Родриго.

— Раньше ты огорчал меня. Ты жил, как свинья ...

— Полегче! — вскинулся неукротимый кастилец.

— Это правда. Мы храним подопечных, как умеем: обороняем от клинка, от копья, от пики, протазана, боевого цепа, кулака. От кинжала в ночи, от язвы, разящей в полдень, от ...

— Девяностый псалом, — улыбнулся Родриго.

— Не смей шутить и ерничать , — прервал незнакомец. — Лишь в исключительных обстоятельствах может хранитель предстать хранимому и заговорить с ним. Ты понимаешь, кто я такой, Родриго ?

Несколько мгновений испанец безмолвствовал, а затем неожиданно побледнел и глубоко, благоговейно поклонился.

— И не забывай о приставившем к тебе хранителя ...

Родриго тщательно осенил себя крестным знамением и еле слышно прошептал «Отче наш».

— А теперь внемли. По воле чистейшего и непредвиденного случая в руки твои угодила вещь негожая и страшная. Тварь, искромсанные останки которой покоятся, наконец, у вот этой стены, шла по вашему следу исключительно для того, чтобы убить и отнять. Не для себя, разумеется , — прибавил незнакомец. — Для тех, кто натравил и науськал ...

— Ты говоришь об амулете Торбьерна? — прервал испанец.

— О нем самом .

— Что это?

— Уцелевший талисман .

— Что?

— Поверь на слово , — грустно улыбнулся незнакомец, — чем менее ведаешь об Уцелевшем, тем спокойнее живешь. Однако, по неведению, или иным образом, а убрать этот предмет подальше от посторонних злобных глаз и, тем паче, рук, надлежит незамедлительно. Иначе могут приключиться бедствия, несравнимые ни с чем, бывшим доселе... Следуй за мною, Родриго ...

— И куда же деваться? — спросил Рекс.

— Следует подыскать убежище, в котором Саймона можно уберечь до рассвета.

— Церковь?..

— Попробуй, найди церковь, открытую в этот час...

— Подымем приходского священника из постели.

— Весьма любопытно поглядеть, и доводы твои заодно выслушать, mon ami, — грустно усмехнулся де Ришло. — Очутишься либо в сумасшедшем доме, либо в местном полицейском участке. За предерзостную и наглейшую попытку проникнуть в храм и ограбить его. Звучать будет примерно так...

— Что же делать?

— Постой-ка! Придумал! Мы доставим Саймона в древнейший храм, существующий на Британских островах! К тому же, открытый сверху, что несравненно лучше!

Засмеявшись от удовольствия, де Ришло включил передачу и начал разворачивать автомобиль.

— Надеюсь, вы не обратно собираетесь ринуться? — с тревогой вопросил Рекс.

— Всего лишь на три мили, до развилки у Вэйхилла. Потом поедем в Амсбери.

— Теперь это называется «всего лишь»? — не своим голосом возопил ван Рин. — Да мы же полезем прямо в зубы Мокате и компании!

— Отнюдь нет. Мы двинемся к Стонхенджу. И, если доберемся благополучно, окажемся в безопасности.

— Да оттуда же до Чилбери не более десятка миль!

— Не играет ни малейшей роли.

И снова понеслась длинная, мощная испано-сюиза по ночной дороге, рассекая мрак параллельными, протянутыми в даль столбами яркого света, снова засвистел в приоткрытых оконных стеклах теплый майский воздух.

Двадцатью минутами позднее друзья опять ехали по извилистым улочкам Амсбери, безмолвными совершенно темным. Сельчане мирно спали за наглухо замкнутыми ставнями, понятия не имея о битве, разыгравшейся неподалеку меж силами света и тьмы. Англия тихо и мирно жила в двадцатом веке, понемногу подвигавшемся к своей середине, и знать не желала о средневековых глупостях, давно и прочно позабытых всяким здравомыслящим человеком.

Машина миновала последние дома, сделала еще милю и поднялась по склону к самой проволочной ограде, окружающей неолитическое сооружение, воздвигнутое во времена незапамятные и всемирно известное как Стонхендж. Герцог загнал испано-сюизу на пустынную придорожную стоянку и распахнул дверцы. Рекс выволок наружу Аарона, по-прежнему завернутого в пальто и снятую с сиденья накидку, а де Ришло двинулся вослед, не позабыв прихватить заветный саквояж, набитый множеством непонятных, однако весьма полезных вещей.