Татьяна Корсакова - Хозяйка колодца

Вечером в ее дверь постучали.

– Наташа? – В сиплом голосе мужа – тревога и одновременно настойчивость. – Наталья, я жду тебя к ужину.

Она не хотела ужинать, но и отказать мужу она не могла. Пять дней. Всего пять дней – и она будет свободна. Нужно лишь чуть-чуть потерпеть.

Ужинали при свечах, за празднично сервированным столом. Наталья вплела в волосы ленту, подарок Андрея. Больше никаких украшений, ничего из того, что раньше она так любила, что подарил ей муж.

– Ты красивая, Наталья. – Граф смотрел на нее поверх наполненного красным вином бокала. В свете свечей ей казалось, что это не вино, а кровь. – У меня для тебя подарок.

Он встал, обошел стол, дотронулся пальцами до ее шеи. Наталья вздрогнула, когда кожи коснулось что-то холодное и тяжелое.

Медальон в виде серебряной рыбы, полностью повторяющей герб Лемешевых, был красив и уродлив одновременно. Наталья погладила прохладную чешую, улыбнулась. Наверное, все же красив, но простая атласная лента ей милее во сто крат.

– Тебе нравится, любовь моя? – Граф поцеловал ее в обнаженное плечо, ласково и требовательно одновременно, словно заклеймил своим поцелуем.

– Да. – Ей недолго осталось врать. Еще пять дней…

– Я знал, что ты оценишь. Это особенная вещь. На всей земле существует только два таких медальона. Один у тебя, другой у меня. Теперь мы связаны с тобой до гробовой доски, любовь моя.

Она не хотела быть связанной с ним ни на время, ни до гробовой доски. Но ради будущего с Андреем нужно потерпеть.

– За нас! – он протянул ей бокал. – За нашу вечную связь!

У вина был странный горьковатый вкус. Всего пять дней… Наталья осушила бокал до дна.

– За нас! – сказала с улыбкой.

Эта ночь была странной и страшной. Ночь швыряла ее то в нежные объятия Андрея, то в жадные и грубые – графа. Ночь рыдала тысячей голосов, до крови царапала кожу острыми рыбьими плавниками, качала на волнах неги и отвращения, а потом накинула на лицо черный полог забвения.

Наталья очнулась от холода и боли в голове. Открыла глаза, уже готовая зажмуриться от льющегося в окно спальни яркого солнечного света. Света не было, был полумрак, лишь слегка разгоняемый слабым пламенем свечи, сырость и холодный камень вместо мягкой перины. Она села, больно ударившись затылком обо что-то твердое. На шее брякнула цепь. Не тонкая серебряная цепь с медальоном-рыбкой, а грубая, железная, кое-где изъеденная ржавчиной…

– Ты проснулась, любовь моя, – знакомый сиплый голос эхом отражался от черных стен. – Я ждал.

Граф сидел рядом, по-турецки скрестив ноги, смотрел с ласковым укором.

– Чего тебе не хватало, любовь моя?

– Что это? – пальцы скользнули вверх по цепи, к натирающему шею ошейнику. – Где я?

– Ты в колодце. В том самом колодце, который все это время так ненавидела. – Граф встал на ноги, достал из-за пазухи точно такой же медальон в виде рыбы, поднес к ее лицу. – Видишь? – Он что-то сделал с медальоном, и тот распался на две части. – Видишь, тут внутри есть ключ.

– Зачем я здесь? – Она попыталась встать, но голова закружилась, потемнело в глазах.

– Не спеши, любовь моя. Действие дурмана еще не прошло, какое-то время тебя будет мутить.

Странный вкус вина, страшные ночные видения… Видения ли?..

– Ты знаешь, а ведь он гений! Этот Андрей Кирсанов. Он сделал невозможное. Механизм работает как часы. Хочешь посмотреть?

Он знал. Знал с самого начала про них с Андреем. И теперь решил ее наказать.

– Видишь это? – Граф сделал шаг к решетке, отделяющей колодец от небольшой, в рост человека камеры, вставил ключ в замочную скважину, и решетка почти беззвучно поползла вверх. – Там сундук с драгоценностями, с теми, что могли бы достаться тебе, любовь моя, после моей смерти. С теми, которые отныне ты будешь охранять прилежнее самого опасного цепного пса.

– Отпусти меня, – Наталья подергала за цепь. – Пожалуйста!

– Не могу. Теперь уже никак. – Граф снова опустил решетку. – Поверь, это не входило в мои планы. Да, мне нужна была хранительница, но я рассчитывал использовать твою слабоумную служанку. Так бы и было, если бы ты не оступилась, не променяла меня, графа Лемешева, на это ничтожество. Все изменилось, Наталья. Ты сама выбрала свою судьбу! – Он коснулся ее щеки, и пальцы его были холоднее железной цепи, на которую он ее посадил. – А теперь, извини, мне нужно работать. Осталось кое-что доделать.

Он закладывал провал своими собственными руками, очень тщательно, очень медленно, не обращая внимания ни на ее мольбы, ни на ее слезы, разговаривая с ней как с маленьким ребенком, спокойно и терпеливо.

– Когда он вернется? Через пять, нет, уже через четыре дня. И ты думаешь, он заберет тебя отсюда, любовь моя?

– Прости меня. – Это был не страх, это был ужас, ни с чем не сравнимый. – Я никуда не уйду от тебя. Прости…

– Да, ты не уйдешь. Ты останешься со мной до гробовой доски. Даже после смерти ты будешь моей. Я же обещал тебе, Наталья. А я всегда держу свои обещания. В отличие от твоего мальчишки. Он предаст тебя, не сомневайся. Он станет причиной твоей погибели.

– Он не такой…

– Много ты знаешь о людях, девочка? – Граф аккуратно приладил последний камень, отступил на шаг, любуясь плодами своих трудов. – Я прожил жизнь в три раза длиннее твоей. Я знаю, как все будет. Он предаст тебя. Мне достаточно пообещать ему что-то такое, от чего он не сможет отказаться. – Он присел на корточки потрогал каменное дно колодца. – Вода подсачивается. Чувствуешь?

Она чувствовала – ее платье уже пропиталось холодной водой. Если он не заберет ее из колодца, она непременно простудится. Но он ведь заберет! Он не сможет оставить ее здесь. Она усвоила урок!

– Я все сделаю! – Впервые за всю их семейную жизнь Наталья первой дотронулась до мужа, вцепилась руками в его запястье. – Умоляю…

– Ты все сделаешь. – Он разжал ее пальцы, взялся за свисающую сверху веревочную лестницу, крикнул что-то на непонятном языке. – Ты сделаешь все, что я велю, потому что в этом теперь твое предназначение…

Время остановилось. Здесь, в медленно, капля за каплей, наполняющемся водой каменном мешке, время не значило ничего. Здесь царствовали страх, холод и голод. Отныне они одни стали ее любовниками. А там, в светлом, пронизанном солнечными лучами мире, наверное, все было по-другому, но в этот мир ее не пускали тяжелая колодезная цепь и груз собственных прегрешений. Оставленная графом свеча уже давно догорела, и ее подземный мир погрузился во тьму, полную странных звуков, шепота и журчания воды.