Шарлин Харрис - Все хорошо, что начинается с убийства

Когда я перестала сомневаться в том, что они ушли, выключила пылесос и снова бдительно обошла дом Уинтропов. Одна из раздвижных стеклянных дверей, ведущих к бассейну, прикрытому пленкой, была разбита. Бросив взгляд на его другую сторону, я увидела, что одни деревянные ворота приоткрыты.

«Уинтропам нужна полная охранная система», — серьезно подумала я, потом поняла, что мне придется прибирать все эти стекла, и ощутила иррациональное раздражение.

Еще мне следовало позвонить в полицию.

Этого не избежать.

Должна ли я рассказать о Черном Хвосте? Если бы не Клод, я соврала бы, не раздумывая. Все мои контакты с полицией оказывались болезненными. Но Клоду я доверяла и должна была сказать ему правду. Знать бы еще, какова она.

Я почти не сомневалась в том, что Хоувелл-младший допустил в дом Черного Хвоста или дал ему ключи. Мои сомнения насчет их отношений вернулись. Но это неважно. Мне казалось, что я нарушу ту верность, которую должна испытывать к семье Уинтропов, если расскажу полиции, что Черный Хвост уже прятался в доме, предвидя, что туда вломятся.

Это было затруднительное положение.

Я позвонила в полицейский участок, сообщила о взломе и проникновении в дом, потом улучила несколько минут, чтобы хорошенько подумать. Самым безопасным вариантом было: «Я ничегошеньки не знаю, босс».

Мне очень помогло то, что Клод не явился. На мой вызов прибыли Дедфорд Джинкс, детектив, так напугавший Бобо, и двое патрульных. Клод находился на встрече с окружным судьей и мэром. Насколько я поняла, слушая разговор полицейских, ему не доложили об инциденте.

Дедфорд был добрым стариной с пивным брюшком, свисающим над потертой пряжкой, которую он выиграл в те дни, когда занимался связыванием бычков, [24] Связывание бычка — один из основных видов состязаний на родео, в ходе которого ковбой, сидящий на лошади, должен заарканить бычка, свалить его и связать вместе три ноги. с редкими седеющими волосами, тонкими поджатыми губами и красноватым лицом. Кстати, далеко не дурак.

Я рассказала такую историю: мол, услышала небольшой шум, но подумала, что вошел кто-то из членов семьи. Дальше шла чистая правда. Включив пылесос, я принялась за работу. Потом началась большая суматоха, но я никого не видела.

Проверив задний двор и найдя незапертые ворота, а также много следов на клумбах, полицейские сказали, что я могу идти.

— Мне нужно прибраться, — ответила я, показав на осколки стекла, валяющиеся на толстом темно-зеленом ковре Уинтропов.

Полицейские собрали самые большие куски, чтобы снять с них отпечатки пальцев, но осталось еще много мелочи.

— Что ж, хорошо, — смущенно отозвался один из патрульных.

Потом в дом ворвался раскрасневшийся Хоувелл. Я никогда еще не видела, чтобы он так стремительно двигался.

— Господи, Лили, ты в порядке?

Он — кроме шуток! — взял меня за руки и не отпускал. Я высвободилась. Хозяин дома вел себя странно. Я заметила, как полицейские переглянулись.

— Да, Хоувелл, я в порядке.

— Они не ранили тебя?

Мне пришлось широко развести руки, чтобы он увидел — я цела.

— Но синяк у тебя на лбу?..

Я осторожно прикоснулась к лицу. Так и есть, на лбу припухшее болезненное место. Спасибо, мистер Черный Хвост. Я надеялась, что ухо у него болит.

— Похоже, я врезалась в дверной косяк. Очень уж волновалась.

— Да, конечно. Но ни один из этих людей не…

— Нет.

— Я понятия не имел, что ты собираешься сегодня прийти, — сказал Хоувелл, вынимая из кармана снежно-белый носовой платок и вытирая им лицо. — Я так рад, что ты невредима.

— Пришла, чтобы разобрать гардероб вашей жены. Я делаю это дважды в году, — объяснила я.

Я необычно много говорила и надеялась, что никто этого не заметит. Я была смущена. Теперь мне стало ясно, какое отношение имеет Хоувелл к странным событиям сегодняшнего дня. У меня больше не было сомнений в том, что именно он впустил Черного Хвоста, значит, тот находился в доме на законных основаниях. Я поняла, что Хоувелл гадает — где, к дьяволу, был этот человек и какую роль сыграл в случившемся фиаско.

— Я просто приберу здесь и уйду, — снова предложила я.

— Нет-нет, после пережитого тебе надо отправиться домой! — воскликнул Хоувелл, красивое полное лицо которого сморщилось от волнения. — Я буду рад прибраться сам.

Я заметила, как сотрудники полиции, слышавшие наш разговор, переглянулись. Дерьмо!

— Но мне бы хотелось…

Я не закончила фразу, потому как Дедфорд, глядя на меня, приподнял брови. Если я и дальше буду настаивать, то упрется и Хоувелл, привлекая все больше внимания к своей странной озабоченности моим состоянием. Его явно мучило чувство вины. Если он будет продолжать в том же духе, все присутствующие догадаются, что происходит нечто странное, могут подумать, будто за всем этим стоит нечто большее, чем простой роман Хоувелла со служанкой… хотя последнее само по себе достаточно плохо.

— Где твоя машина? — внезапно спросил он.

— Сегодня утром я не смогла ее завести, — устало ответила я и почувствовала, что мне уже надоело объясняться. — Я пришла пешком.

— Господи, в такую даль! Я уверен, один из этих парней будет рад подбросить тебя домой!

Один из «парней», пузатик постарше со скептически поджатыми губами, сказал, что, конечно же, с удовольствием это сделает.

Итак, меня с шиком доставили домой. Моя машина все еще стояла под навесом, но теперь к ее лобовому стеклу был прилеплен желтый бланк. В нем говорилось:

«Я ее починил. Ты должна мне 68.23 $».

Сообщение в этой бумажке было куда более прямым и честным, чем в тех голубых листках, которыми внезапно оказался облеплен город.

Я повернулась к патрульному, ожидавшему, пока его подопечная благополучно войдет домой, и спросила:

— Вы знаете что-нибудь насчет листовок, которые оказываются у всех под «дворниками» машин?

— Я знаю, что нет закона, который запрещал бы их, — ответил он, и лицо его стало замкнутым, как кулак. — Черные тоже вправе собираться и обсуждать это. Они хотят поступить так сегодня вечером.

— Где?

— Вы о месте собрания? В АМЕ, [25] АМЕ — Африканская методистская епископальная церковь. Основана в 1816 г. преподобным Ричардом Алленом в Филадельфии. церкви Голгофы на Касл-роуд. Мы должны присутствовать там на случай, если возникнут какие-то проблемы.

— Хорошо.

Поблагодарив его за то, что подвез меня домой — и готов был поделиться информацией, о которой я даже не спрашивала, — я вошла в дом, села в кресло и задумалась.

Не знаю, чего я ожидала от конца дня. Думаю, того, что в любую минуту неожиданно появится тот человек из гардероба, расскажет, что случилось, когда он ушел, спросит, не ранил ли меня во время нашей борьбы, и объяснится.