Йорг Кастнер - Число зверя

– Но в каком качестве я должен выступить? – спросил он, как только сумел преодолеть изумление. – В качестве помощника следователей или вашего шпиона?

– Шпиона? – протяжно повторил Финчер. – Это ужасное слово, оно вызывает ассоциации с холодной войной и покушением на убийство, сделанным из засады. Разумеется, вы должны держать глаза открытыми и информировать нас обо всем, но вы также должны помогать полиций раскрыть убийство отца Сорелли.

– Разумеется, таким образом, чтобы не нарушить наших интересов, – поспешил добавить Мартин. – Общество Иисуса не должно приобрести дурную славу.

Пауль посмотрел на худое лицо адмонитора, напрасно пытаясь понять, что происходит за этим морщинистым лбом.

– И что же может навлечь дурную славу на наш орден?

Казалось, вопрос был неприятен Мартину. Он заерзал в своем кресле, будто его настиг удар невидимой плети.

– Я высказался в общем, – наконец процедил он и сжал узкие губы.

Пауль собрал все свое мужество и заявил:

– У меня возникло впечатление, что вы не говорите мне всей правды. Мы все хотели бы знать, почему Сорелли убили и кто его убил, но решение этой загадки мы вполне могли бы возложить на полицию. Зачем нам вмешиваться, зачем играть в шпионов? Возможно, вы опасаетесь, что убийца Сорелли находится среди нас?

Адмонитор прикинулся возмущенным.

– Да как вам такое в голову пришло?

– Но это ведь очевидно. Тот, кто обыскал сегодня утром комнату Сорелли, скорее всего является иезуитом. В конце концов, это здание вовсе не общедоступное место. К тому же не стоит забывать и о числе 666 на лбу Сорелли, и об орудии убийства – кинжале с религиозной сценкой на рукояти. Все указывает на то, что убийца – выходец из клерикальных кругов.

Улыбнувшись, Финчер хлопнул ладонью по подлокотнику.

– Ну, что я вам говорил? Брат Кадрель рассуждает как истинный криминалист. Иезуитский Шерлок Холмс, так сказать. Он прекрасно подходит для этого задания!

– Ваши советы всегда очень ценны, отец Финчер, – заметил генерал и перевел взгляд на Пауля. – Вы правильно рассуждаете, брат Кадрель. Нам приходится опасаться заговора в собственных рядах.

– Но какую цель преследуют заговорщики? – спросил Пауль, отчасти зачарованный данной новостью, отчасти ошеломленный ею.

– Цель заключается в том, чтобы получить власть над Обществом Иисуса.

– Этого я не понимаю. Ведь вы, преподобный генерал, решаете в нашем ордене все!

– Больше нет. – На почтенный лик Гавальда легла тень. – Я скоро умру. С относительной уверенностью могу сказать: следующего празднования по случаю Рождества я уже не переживу.

– Но… – пробормотал Пауль. – Как же…

– Рак, – сухо пояснил генерал. – Избавьте меня от деталей. В любом случае в ближайшие дни я намеревался созвать генеральную конгрегацию. Но пока ее придется отложить.

Генеральной конгрегацией называлось собрание наставников ордена иезуитов и депутатов из иезуитских провинций, которые собирались только по веским причинам, как правило, чтобы избрать нового генерала ордена. И нечасто случалось, чтобы генерал, все еще исполняющий свои обязанности, созывал конгрегацию для избрания своего преемника.

Пауль пришел к собственным выводам и спросил:

– Почему отец Сорелли был так важен для генеральной конгрегации?

– Потому, что на собрании я собирался предложить его в качестве своего преемника.

После подобного признания Пауль почувствовал, как в нем поднимается жар, какое-то время грозивший перекрыть ему дыхание. Возможно, причиной тому был торопливо проглоченный коньяк, попытался он успокоить себя. Но коньяк был совершенно ни при чем, и Пауль прекрасно это понимал. Причиной были слова Гавальда, именно они смутили его и заставили его кровь вскипеть. Ренато Сорелли в роли нового генерала ордена? Пауль никогда не допускал даже мысли об этом. Разумеется, Сорелли прекрасно подходит на эту должность. Или, с горечью подумал Пауль, подходил: мысль о том, что Сорелли уже нет в мире живых, еще не успела укорениться в его сознании. Точнее, Пауль никогда не думал о том, что однажды должность Гавальда займет другой человек. Несмотря на почтенный возраст, генерал иезуитов казался настолько полным вдохновения и силы, что этот вопрос просто не возникал. И даже сейчас, когда Пауль узнал о болезни старика, он все равно не мог найти у него ни единого признака телесной слабости. Да, генерал действительно казался немного утомленным, но, учитывая происшествия последних дней, это было совсем неудивительно. Пауль глубоко вздохнул и почувствовал себя немного лучше.

– Общество Иисуса – влиятельный орден, но никто не станет совершать убийство, чтобы оказаться во главе его. Какое преимущество он бы получил?

– Доступ к нашим тайнам, – ответил генерал почти небрежным тоном.

– Тайнам? – нерешительно повторил Пауль; разумеется, в архивах ордена находится информация о почти пятисотлетней истории ордена, которую лучше не открывать, но при всем желании он не мог себе представить, что там есть нечто, способное буквально потрясти мир. – Какие тайны могут оправдать убийство?

На лице адмонитора читалось неодобрение.

– Не говорите легкомысленно о том, что вам не ведомо. Нашему ордену, Обществу Иисуса, доверено выполнение одного задания, которое…

Едва заметное движение руки генерала заставило его замолчать.

– Отец Мартин совершенно прав, даже несмотря на то, что он едва не сказал слишком много.

На минуту Гавальда закрыл глаза, будто так он мог четко увидеть те тайны, на волосок от разглашения которых оказался адмонитор. И только когда дыхание его стало тяжелым, Пауль осознал, что генерала настиг приступ боли. Массивный Финчер с удивительным проворством вскочил со своего кресла и побежал в дальний угол помещения, где стоял столик на колесиках, а на нем – несколько бокалов и бутылки. Он налил немного жидкости в один из бокалов и принес его генералу. Все это он проделал с такой целеустремленностью, что стало ясно: подобное случается не впервые.

– Вы взяли с собой болеутоляющее, ваше преподобие? – обеспокоенно спросил Финчер, протягивая Гавальда наполненный на три четверти бокал.

Генерал достал из кармана сюртука маленькую черепаховую коробочку и открыл ее дрожащими пальцами. Он поспешно бросил в рот алую капсулу размером с фалангу пальца и запил ее водой. Финчер забрал у него почти пустой бокал и поставил его на столик между креслами, не сводя взволнованного взгляда с Гавальда. Тот откинул голову, снова закрыл глаза и оставался в таком положении две или три минуты. Наконец он открыл глаза, и на лицо его вернулось осмысленное выражение. Казалось, боль улетучилась так же быстро, как и возникла. Взгляд Гавальда опять был устремлен на Пауля.