Елена Ткач - Седьмой ключ

Он говорил, а в глазах затаился страх — даже не страх — ужас! Смертный ужас, точно знал, что все, о чем он сейчас говорит, все, что делает, жизнь из него высасывает по капле. Точно знал, что слова эти — смертный его приговор.

— Сережа, погодите, я ничего не понимаю, — Вера с тревогой заглядывала ему в глаза, но Сергей снова их отводил, как будто прятал стыд, который жег его изнутри.

— Сережа, разъясните вы мне, что за власть такая! Что с вами происходит?

— Ах, Верочка! Как жаль, что сейчас не могу вам всего открыть! Я связан клятвой. Печать на устах… Не могу. Только… знайте, что все сотворенное человеком начинает жить своей жизнью. Картины, романы, симфонии… Даже простой натюрморт, даже самое короткое стихотворение — если художник душу в него вложил… О, какая здесь сила! Какая власть!

— Да над кем власть-то, Сереженька? Разве творчество для власти, по-моему, вы что-то путаете! Вот кабинеты — для власти, да! А стихи, картины… Нет, не о том вы сейчас говорите. Кто вам все это внушил?

— Не пытайте, Вера, не спрашивайте! Не могу я открыть. А власть… она магическая. Ведь творчество — это магия, да! Самая сильная, самая абсолютная магия! В творчестве — наши самые сокровенные мысли, а мысль творит мир. Они воздействуют на реальность — наши творения. Художник — он и есть властелин мира, да! Я есмь! Я все могу! Но только, — он запнулся и как-то странно исподлобья взглянул на Веру. — Если вы захотите… я могу и вам вход открыть, и вас за собой повести…

— Какой… вход?

— Путь к могуществу — я нашел его! Я…

— Сережа, — Вера обеими руками взяла руку Сергея и крепко тряхнула ее. — Сереженька, милый, вы не в себе! Вам отдохнуть нужно. Видно, тот приступ сердечный последствия дал… Хотите, пойдемте к нам! Оставайтесь у нас, Сережа! Вам нельзя одному — что-то странное с вами творится, не могу я вас так оставить.

— Нет, Вера, что вы! Со мной все в порядке. У меня все хорошо, — эти слова были сказаны таким тоном, будто он сам себя старательно убеждал. — Если я вас чем удивил, напугал — не принимайте этого близко к сердцу… не надо было мне говорить. Это мое — только мое, мой путь, и я пройду его до конца!

— До какого… конца? — испуганно переспросила Вера. Вид у Сергея был такой измученный, что она окончательно убедилась — его надо спасать!

— До своего. У каждого — свой конец! Ладно, Вера, чего там, забудьте. Сейчас чайник поставлю, горяченького попьем.

— Я чаю не буду, Сережа, мне домой пора, девочки ждут. Так вы не против, если Маша у нас еще немного побудет? Я ведь за этим собственно к вам и пришла. Пусть у нас поживет, а, Сережа, не возражаете? Девочки подружились, пруд рядом, и вообще, вдвоем веселей… А вы тут пока поработаете спокойно, никто отвлекать не будет. Ну как?

— Пусть… поживет. А я тут… — он застыл с каким-то отчаянным выражением, глаза опять глядели куда-то вдаль.

— Сережа, — Вера вдруг решилась, — вы не покажете мне… ваши работы последние? Очень хочется поглядеть.

— Да, собственно… можно одну показать. Он на ней, он! Впрочем, не важно. Это только эскиз, набросок… мне велено завершить.

Он поднялся, прошел в комнаты и, вернувшись через минуту, положил на стол перед Верой плотный лист ватмана. Она глянула и отшатнулась невольно. Глаза! Жуткие нечеловеческие глаза с узкими зрачками глянули на нее с рисунка. В памяти тотчас встал тот портрет, который она видела у колдунов. Тот же гипнотизирующий взгляд, то же змеиное выражение… Вера инстинктивно заслонилась рукой, точно портрет мог ударить ее, ранить или вовсе убить.

Сережа пристально глядел на нее, и во взгляде его появилось какое-то новое выражение… Точно хотел ей что-то внушить, приказать: «Не отстраняйся! Гляди!»

Она буквально заставила себя на шаг отступить — ноги не слушались. И тотчас Сережа потупился и отвернулся. А когда она окликнула его, помотал головой, словно силился что-то сказать, но не найдя нужных слов, застонал и рухнул на стул, как подкошенный.

— Вот, вы мне не верите! Вижу, что вы… не дано вам… Вера! — он поднял на нее умоляющие глаза, в которых стояли слезы. — Вера, поймите, я Машке хочу доказать, что отец ее не простой человек — он талант, гений! И я докажу! Потому что мне сказано: я избранник! «Нас мало избранных, счастливцев праздных»… Помните Пушкина? Так вот, я… — он вскочил и кинулся вслед за ней. Она шла к калитке, так спешила, будто за нею гнались, позабыв обо всех правилах приличия — лишь бы скорее отсюда.

Он нагнал ее, загородил дорогу:

— Вера, не уходите, вы нужны мне! Ну скажите, разве не удивительно — я нашел, что искал, во что верил… Вы сказали: «Чудо рядом, только протяни руку…» Кажется, смысл такой? Вот я и прикоснулся к чудесному. Высшие силы… они ведут нас… Я столкнулся с этой великой силой, я получил посвящение! Я достигну всего, Вера, слышите? Всего, чего захочу! А я хочу стать художником, великим, знаменитым художником, чтобы весь мир лежал у моих ног! И Машка… чтоб она гордилась мной, чтобы знала… И вы, вы тоже…

— Что — и я? — Вера старалась не глядеть на Сергея, он был ей сейчас неприятен. Что-то, видно, застило ей глаза, если прежде не замечала в нем этой мании величия, жажды властвовать, рабской и суетной страсти, которая ломает душу, губит ее в угоду неукрощенному себялюбию. Но ведь прежде в нем этого не было… Что же стряслось, что приключилось с этим тонким, одаренным человеком, каким он казался ей, отчего он так разительно и неузнаваемо изменился? Что или кто подчинил его своей воле? Вера видела: Сергей не в себе, он подпал под чье-то влияние, и эта чуждая власть способна окончательно погубить его. В этом она не сомневалась.

— Так что, Сережа? Вы думаете, все это придает вам величия? Возвышает в моих глазах? — она смягчилась, глядя как он весь поник под ее презрительным взглядом. — Опомнитесь! Восстановите в памяти дни, когда вы только сюда приехали. Как вы радовались всему: траве, деревьям, цветам, этому воздуху, который точно крылами веет… Вы тогда ожили, ощутили потребность передать то, что радует сердце, душу… Вы начали рисовать! И какие были работы, Сережа! У вас и вправду талант. Но ЭТО! Это же… Мороз по коже — вот что я вам скажу! Да вы сами-то на себя поглядите! У вас ведь ужас в глазах! Сергей, вы ошиблись, не на ту дорожку ступили… Не знаю, кто вас избрал, что за высшие силы, только подумайте, откуда они? КТО вас призвал на служение? Свет Божий — он ведь для радости, в нем благодать… И тот, кто в себе ее хоть однажды почувствовал, только он может назваться творцом, художником и нести людям этот свет. А тут ведь ужас, Сережа! Опомнитесь, пока не поздно.

Она проговорила это уже совсем тихо, еле слышно, потому что только теперь поняла, КАКИЕ СИЛЫ подчинили себе волю ее недавнего друга. Как страшно то, что творится с ним.