Владимир Саньков - Гиперссылка в реальность

– Так ведь собака-убийца.

– Нет, это сказки. Ротвейлер – пастушья собака. Их вывели в Германии и использовали для охраны овец от волков. Они очень выносливые, идеальные охранники. Сами никогда не нападают. Если, конечно, их не научили это делать.

– В газетах постоянно пишут, как они грызут мирных граждан.

– Этому есть объяснение. Их ведь недавно начали ввозить в страну. В восьмидесятые. Ввозили тех, что подешевле. А в Европе на выставках породистых собак отбраковывают по злому взгляду. Вот и навезли эмоционально неустойчивых. А мой добрый. В обиду не даст и других зря не тронет.

– Это нормальный рост для ротвейлера. Мелкие – нечистокровные.

Они пошли вместе. Сева предпочел идти с краю на почтительном расстоянии от «пастушьей» собачки.

– Маша, ты какими ветрами здесь? – поинтересовался Саргасов. – Живешь рядом?

– Нет, мы с Фантомом осваиваем разные парки Москвы. У нас познавательное хобби.

Некоторое время шли молча. Саргасов думал, как здорово было бы задружить с этой Машей. Да и она вроде неплохо к нему относится. Но как-то сложно все.

– Я вам не помешала? – она разбила затянувшееся молчание.

– Нет, что ты! – хором возразили приятели. А Саргасов схватился за первую попавшуюся тему:

– Маша, вот ты девушка умная. Скажи, глазам верить можно?

– Смотря чьим, – засмеялась Маша. – Вот Фантом, например, вчера облаял трактор. Наверное, думал, что живой.

При упоминании своей клички ротвейлер смешно напряг висячие уши.

– Вот ты уверена, что это дерево, – Саргасов показал на развесистую иву, – а не часть чего-то большого непонятного?

– Ты о многомерном пространстве?

– Ага.

– Дерево – это, конечно, дерево. Что не мешает ему быть частью невидимого нам мира.

– Хорошо, глаза – инструмент несовершенный. Давайте перейдем на идеальные понятия. Независимые от человеческих органов чувств. Например, как в математическом выражении представить пяти– или шестимерное пространство? Есть три измерения: икс, игрек и зет. Плюс четвертое – время. Куда пятое влепить?

– Ты уверен, что математика – идеальная среда?

– Ну да, – поддержал молчавший до этого Угрюмов. – Проще, а значит, и совершеннее чисел ничего не придумаешь.

– Тогда вы легко решите математическую задачку, – заявила Маша.

При этих словах Саргасов усмехнулся, а Угрюмов напрягся, вспоминая недавний опыт.

– Раз математика – идеальный инструмент, значит, теоретически вы можете разделить любой отрезок на равные части?

Приятели осторожно задумались в поисках подвоха.

– Теоретически да, – первым осмелился Сева. Математика была сферой его интересов.

– Даже если это отрезок длиной два метра, а разделить его нужно на три части?

Теперь Саргасов хихикал, а Угрюмов сопел громче идущего рядом ротвейлера.

– Без остатка?

– Конечно. Что может помешать?

– Да, – подытожил Саргасов, – человек не мог создать инструменты идеальнее самого себя.

– Математика конечных величин не может рассчитать бесконечный мир.Болтая о каких-то нереальных вещах, Саргасов уже не думал ни о таинственном «Тессеракте», ни о реальной смертельной опасности, нависшей над ним. Ему было так хорошо идти рядом с Машей, что хотелось растянуть этот теплый майский вечер, который, впрочем, и так был длиннее любого другого.

Глава 12. Отражение в собачьих глазах

Увидев мужа, Настя бросилась навстречу и уткнулась лицом, мокрым от слез, в его шею. Рукав ее блузки был порван, по плечу растянулась длинная царапина. На лбу он успел заметить ссадину.

– Боже, что я наделала! Что я наделала!

Черняк приобнял жену.

– Где Наташка? Что с ней?

– В операционной.

Теперь Настя рыдала, ее тело содрогалось.

– Тс-с-с! Все будет хорошо. Здесь высококлассные врачи. Это же ЦКБ!

– Никогда себе этого не прощу, – сквозь всхлипывания шептала она.

– Что случилось?

– Я беспокоилась. Ты не брал трубку…

– Я потерял телефон.

– Телефоны на заводе тоже не отвечали. Я думала, с тобой что-то случилось. Собралась к тебе, и Наташка заревела, что не останется. Пришлось ее взять. Зачем я ее взяла!

Он сильнее прижал к себе жену, пытаясь успокоить. Через минуту она продолжила:

– На МКАДе щенок бросился под колеса. А за ним большая собака. Я вильнула от неожиданности, и справа грузовик прямо в Наташкину дверь!

Настя снова зарыдала.

– Машину подмял под себя. Она кричит. А я выбраться не могу. Ничего не могу сделать!

Черняку тоже было тяжело, но он не мог позволить себе раскиснуть.

– Ничего, такое бывает. Здесь лучшие врачи, – убеждал он скорее себя, чем жену, – здесь отличные врачи.

Что-то еще хотел спросить. Но мысль выскочила из головы. После некоторых усилий вспомнил:

– Елизавета Ивановна осталась присмотреть.

После небольшой паузы Настя продолжила:

– Потом люди помогли. Перевернули машину, выломали дверь. Пробка собралась. В «скорую» на другую сторону МКАДа перетаскивали. У нее бок разодран. Вся в крови.

Они стояли в приемной реанимационного отделения. Черняк усадил жену на один из кожаных диванов, предназначенных для посетителей.

– Я попробую узнать, как там дела.

Медсестра, наблюдавшая сцену, покачала головой:

– Нужно подождать, пока закончат.

Он вернулся к жене. Дверь операционной, с которой супруги Черняк не сводили глаз, открылась через час. Седоватый хирург стянул указательным пальцем повязку под подбородок и поверх очков внимательно посмотрел на затаивших дыхание родителей.

– Жить будет, – серьезно сказал он.

Черняк выдохнул. Настя молчала, не в силах вымолвить ни слова.

– Но проблема пока есть.

– Что с ней, доктор?

– Нет, – они неуверенно переглянулись.

– Видимо, от перенесенного травматического шока у девочки острая почечная недостаточность.

– Боже! – охнула Настя. – Насколько это серьезно?

– Достаточно серьезно. Функция обеих почек нарушена. Мы проводим экстракорпоральное очищение крови.

– А это… очищение…

– Гемодиализ [25] .

– Да, он поможет? – Черняк понимал, что задает глупые вопросы, но организовать мысли в порядок был не в состоянии.