Ирина Лобусова - Монастырь дьявола

– Неужели нельзя было подождать до утра? – вступил в разговор врач, но монахиня не удостоила его ответом.

– Мать Маргарита желает вас видеть, – повторила она в третий раз, – следуйте за мной.

Голоса звучали с такой же силой…. Монахиня сделала повелительный жест рукой. Ее властность действовала просто гипнотически – все трое поднялись с кроватей. Он вдруг почувствовал себя так, словно его телом владеет кто-то другой. Чтобы спастись от неприятного ощущения, прошептал про себя:

– Сверток… сверток…. – и сквозь куртку почувствовал его тепло.

Двигаясь вслед за монахиней, они переступили порог. Зал был освещен с яркостью. Свечи спускались гирляндами, образуя ветвистые восковые колонны, и он подумал, что подобное фантастическое зрелище не увидит уже никогда. Зал больше не производил заброшенное, унылое впечатление. Здесь были развешаны яркие картины, изображавшие пейзажи, животных, людей. С окон спускался бардовый бархат портьер, а на потолке был выбит богато инкрустированный золотом и перламутром плафон, с которого спускалась позолоченная люстра на тысячу свечей, и все свечи ярко сверкали.

В глубине зала они увидели что-то, напоминающее алтарь, с теми картинами странного содержания, которые так напугали их вначале. Посреди моря бардового и черного бархата сверкал огромный золотой, украшенный крупными рубинами перевернутый крест. Все это было очень ярко освещено черными свечами.

В центре зала, образуя круг, стояли монахини в белоснежных рясах, но одно место в круге оставалось пустым. Женщины пели, производя тот самый шум, который был слышен в их комнате. Закончив фразу, они все вместе взвизгивали, поднимая вверх руки и запрокидывая головы. Скрюченные пальцы рук, хищно нацеленные в потолок, представляли собой жутковатое зрелище. Ему вдруг показалось, что он находится в сумасшедшем доме.

Женщина, которая привела их, поспешила вернуться в круг, но не заняла свободное место. Наоборот, она будто с отвращением обошла его стороной. Они остановились в некотором отдалении, не понимая, что делать дальше. Все монахини были похожи друг на друга, теперь их уже нельзя было отличить, и та, что привела их, словно на глазах стала моложе и стройней. Он посчитал: двенадцать. Но если б на пустом месте тоже кто-то стоял, монахинь оказалось бы тринадцать.

Из круга вышла монахиня, и быстро пошла к ним. От всех остальных она отличалась только тем, что на ее груди не было золотого креста (как у остальных двенадцати монахинь). Очевидно, это была настоятельница.

– Вы пришли в мой дом именно в тот момент, когда случилась беда …. Одна из нас прекратила быть избранной, – голос у нее был молодой, звонкий, и такой чарующий, что просто завораживал, – вы приняли наши дары…. Вы ели нашу еду…. Значит, вы должны занять ее место. Вы должны стать одними из нас.

– Что? – попытался москвич. Врач в ужасе молчал.

Он понял, что именно это видел и знал всегда, в тот момент, когда отступив на несколько шагов, сжал руки в кулаки. Так просто: протянуть руки вперед, раскрыть их и вступить в темноту, где горечь поражений и утрат превращается в устойчивую, ничего не значащую прохладу. Нужно было только протянуть руки вперед, чтобы ответить на этот темный зов, который шел из самой глубины его существа. Всего лишь ответить. Принять темноту. И больше не помнить. Вступить в плоский купол забвения, где сотрутся воспоминания. Принять новый мир черного цвета. Но поступить именно так – он не мог… И твердо знал это.

– Наш Бог привел вас сюда. Он привел вас сюда ради его славы. Вы пришли, чтобы никогда не уйти. Вы будете служить ему так, как служим ему мы! Вы потеряете свое тело и мир призраков, к которому когда-то принадлежали! Вы станете посвященными плотью и кровью! Вы пришли к нашему Богу, чтобы служить нашему Богу! Вы не уйдете от него! Никогда!

Потом ее интонация стала мягче, почти просящей, и глядя прямо на него, она заговорила с ним одним:

– Пойдем со мной! Я подарю тебе то, что ты хочешь! Я сделаю все так, как ты хочешь, только пойдем со мной! Пойдем! Что мир призраков для тебя, мир, причинивший столько боли? Ты уже проклят им! Ты проклят кровью, которую пролил! Ты все равно будешь отдан аду. Ты совершил убийства. Ты пролил невинную кровь. Наш бог не даром привел тебя сюда. Он хочет, чтобы ты служил ему, хочет забрать твою оскверненную душу. Ты же проклят. Что тебе терять? Если хочешь, я заставлю этот мир заплатить за твою боль! Ты должен только согласиться и пойти со мной! Пойдем со мной!

И снова – гром, заполняющий зал:

– Вы пришли к нашему Богу, чтобы служить нашему Богу! Вы не уйдете от него никогда! Прокляты те, кто забрал мой покой, души их в ад увлеку за собой!

Монахини отбросили капюшоны, и он услышал громкий крик за спиной: его спутники кричали, пятясь назад. Монахини превратились в бесплотных теней. У фигур в белых одеяниях не было голов.

– Оставьте мир, к которому вы больше не будете принадлежать! Вы останетесь навсегда в монастыре истинного Бога!

Стены, пол, потолок – все зашаталось, раскачиваясь, он увидел летящие вниз камни, но продолжал стоять. Он слышал, как упали на пол двое его спутников, слышал крики ужаса за спиной, грохот падающих стен. Мир рушился, рассыпаясь на куски, исчезая на глазах.

– Вы вошли в наш дом и открыли наше убежище! Вы ели нашу пищу и спали на наших постелях! Вы не выйдете отсюда, вы станете одними из нас! Вы нужны нашему Богу! Я заставлю вас остаться здесь!

Огромная ладонь взметнулась ввысь, разрушая потолок. Из нее брызнул сноп синих молний, рассыпающихся по сторонам. Он кричал, обхватив руками лицо, пытаясь спастись от синего света, бьющего в пол, от молний, разящих словно с неба, от пламени, спасения от которого нет. Он почувствовал дым – горела его одежда. Внезапно фигура москвича отделилась от них. Поднявшись с пола, москвич вдруг бросился бежать вперед, широко вскидывая руки над головой, и что-то крича (только слов его никто не мог разобрать). Дальше все произошло быстро. Огромная тень (ладонь) взметнулась вперед, из нее вырвался целый сноп синих молний, которые все (как одна) попали прямиком в тело москвича. Упав на пол, он забился в конвульсиях, на губах выступила синеватая пена, потом он затих. Врач истерически закричал:

– Господи! Господи! Гос….

Громовой раскат потряс стены, воздух, сноп молний обрушил колонны, расколол пол. В голосе было такое безумие, такая сила, что раскалывались камни:

– Твой Бог тебя не защитит! Не смей произносить его имя в этом доме! Это кощунство!

Внезапно тонкая полоска белого света упала на расколотый камень. И неистовым желанием обожгло душу – желанием прогнать темноту. Вокруг по-прежнему был грохот, рушащиеся камни и темнота. Темнота, заполняющая исчезающий, уничтоженный мир, темнота, расплывающаяся плотным облаком над каждым строением, человеческим лицом, тенью….. Там стирались очертания домов и фигур, навсегда исчезал детский смех. Очень быстро, точеным движением он выхватил холщовый сверток и направил его прямо в простертую над залом, огромную ладонь. Сверток засветился белым пламенем, от него во все стороны пошли лучи. Потом был чудовищный удар грома, казалось, не сможет удержаться ничто. Он устоял. Лучи от свертка сконцентрировались в одной точке и ударили в фигуру, которая уменьшалась в размерах на глазах.