Александр Костенко - Интересно девки пляшут, или Введение в профессию

Для непосвящённых поясню: «неполняк» — это последнее предупреждение перед увольнением, последний звонок, в общем, когда красная лампочка даже не мигает уже, а горит вовсю, причём давно, например, как на датчике топлива, когда оно на исходе. Вот тут такая же ситуация, только на исходе не топливо, а терпение начальства моего дражайшего. Сама, конечно, виновата, но всё равно обидно, уже почти год прошёл, а всё вспоминают. Как щенка носом тычут.

Настроение испортилось окончательно. А может, и в правду никуда не ездить? Дома побалдеть, коньячку попить? Нет, не годится, а то меня опять на подвиги потянет. А у меня — «неполное служебное», пока с пометкой «не снято». Так что лучше подальше от столицы, соблазнов и греха. Хотела ведь в лес сходить. Воздухом подышать. Вот и вперёд! К тому же французы обидятся. Я бросила взгляд на часы. Самолёт из Парижа прибывает через час сорок. Успею.

«Опель», как ни странно, на поворот ключа зажигания реагировать отказался. С минуту я сидела в задумчивости и размышляла, что бы это значило. Дождь тем временем набрал силу и уже довольно сильно барабанил по крыше автомобиля. Пришлось, проклиная всё на свете, выбираться из уютного салона и лезть под капот. Так и есть. Вчера зачем-то отключила аккумулятор. Наверное, чтобы не угнали. Наконец «Опель» радостно завёлся и довольно заурчал. Опять потянуло на дачу.

В сущности, если быть до конца честной, то никакой трагедии из-за грядущего развода я не делала. А если учесть, что он у меня будет уже третий по счёту, то сами понимаете. Человек ко всему привыкает. Даже к разводам. Делить нам особо нечего. Если только кактус, который подарила нам Лёшкина мать на свадьбу. Большой такой и красивый, но ужасно колючий, как жизнь наша семейная. Это надо же до такого додуматься — на свадьбу и кактус. Хорошо хоть не миртовое деревце, как в «Соломенной шляпке». Но на кактус я не претендую, так что раздел совместно нажитого имущества по идее должен пройти безболезненно. Детей у нас опять-таки нет. Так что, не устраивает жена — ну и скатертью, как говорится, дорожка.

Лёшка, понятное дело, сильно переживает. Он-то, в отличие от меня, первый раз «замужем». Видимо, у него уязвлено самое что ни на есть сильное мужское чувство — чувство собственника. Как же так, была жена, и нет её. Сами посудите — непорядок. Но с другой стороны, и меня понять можно. И так работа собачья, нервная до невозможности, денег платят крохи, а тут ещё дома норовят поучить уму разуму. Вот представьте себе: отбарабанишь дежурным «опером» сутки, целых двадцать четыре часа в сплошном негативе покопаешься, потом, естественно, махнёшь с ребятами грамм по сто и рысью домой. А зачем? Правильно, чтобы припасть к живительному источнику, прикоснуться своей очерствевшей душой к чему-нибудь чистому и доброму. А дома вместо того, чтобы вкусно накормить, искупать, в постельку положить и рядом лечь да крепко обнять, как положено любящему супругу… Да что там говорить. Посадит перед собой и давай мозги пудрить и без того запудренные:

— Ты меня не любишь. Опять пьяная пришла. Поговори со мной. Тебе со мной скучно.

И так далее, часа на полтора. И не понять ему никак, что люблю я его, что не пьяная я пришла, а выпивши, а поговорить не могу, потому как у меня глаза слипаются. И не скучно мне вовсе, потому что почти сплю уже. Но объяснять это всё супругу нет ни сил, ни желания, и я, опасаясь быть втянутой в ещё более длительную дискуссию, — молчу, как партизанка. К стеночке на кухоньке только так привалюсь, глазки прикрою и думаю: «Когда же ты, милый, заглохнешь».

И не нужно мне уже ничего чистого и вечного. Во мне все животные инстинкты уже спят. А он всё своё гнёт. Наконец, когда мы оказываемся в постели, мне, сами понимаете, уже не до его обалденного нижнего белья и не до приветливо распахнутых навстречу мне объятий. Я просто сплю. И, конечно, даже не подозреваю о том, что обидела моего ненаглядного сильно. Ударила своим «безразличием» в самое сердце, наплевала в уязвимую мужскую душу. Так что, точно вам говорю — развод уже не за горами.

Размышляя таким образом, я незаметно для себя почти добралась до Шереметьево, как вдруг боковым зрением углядела-таки двух гаишников, которые, судя по всему, вздумали поиграть со мной в «прятки», а теперь выскочили из засады и азартно размахивали передо мной своими полосатыми орудиями производства. «Мне или не мне?» — подумала я и решила не играть с ними в «догонялки» и всё-таки остановиться. Не забывайте, у меня ведь «неполное служебное». Как и положено в таких случаях, я скинула скорость, обозначила поворот и стала, притормаживая, скатываться на обочину, засыпанную крупным гранитным гравием. Нет, махали, конечно, мне. Разве они пропустят иномарку, вызывающе сверкающую лакированными боками? Вон как спешат к моему «Опелю», фуражечки на ветру придерживают. Я, конечно, виновата. Спору нет. Скорость у меня была просто неприличная, километров сто сорок в час. Но и меня можно понять. Отпуска осталось только девять дней, ни больше ни меньше. И если я буду ехать точно по правилам да знакам, расставленным по трассе отнюдь не для обеспечения безопасности дорожного движения, а исключительно из соображений, направленных на пополнение личного бюджета некоторых сотрудников ГИБДД, то как раз доберусь в аэропорт к вечеру… следующего дня. Но вам, ребята, всё равно ничего не обломится. Я — своя. Можете так не торопиться.

Ну что за напасть такая? Машина моя ещё не остановилась, как я услышала звук, до боли знакомый всем автомобилистам. Да, спутать это противное шипение, медленно перерастающее в чавканье, которое явственно доносилось до меня с правой передней стороны автомобиля, — было ни с чем нельзя. Я хмуро посмотрела сначала на начинающее светлеть небо, потом на гаишников, сгрудившихся около моей машины в ожидании честно заработанных банкнот, вылезла из машины и, вяло махнув перед их хищными носами «ксивой», обречённо полезла в багажник за запаской.

Пока я меняла колесо и сосредоточенно оттирала белы ручки от мазута, гаишники о чём-то негромко переговаривались между собой, откровенно пялясь на мои ноги, вероятно, гадая: с чего бы это я такая злая. Действительно, уж кто-кто, а они здесь точно не при чём. Нет, чтобы помочь бедной девушке. Наконец, закончив пренеприятнейшую процедуру замены колеса и не удостоив пиратов подмосковных автострад даже взглядом, я вывернула на шоссе и помчалась дальше, на встречу с милым моему сердцу Жераром. Только не подумайте ничего такого!

Дело в том, что в Москве я трудилась «опером» в отделе по раскрытию краж и угонов автотранспорта и в прошлом году к нам приезжали коллеги из Франции за двумя найденными нами джипами, которые находились в розыске по Интерполу. Передав машины, мы, как водится, немного оттянулись с французскими коллегами в московских кабаках. И, естественно, подружились, что называется, в «доску». Особенно мне понравился полицейский по имени Жерар, который довольно сносно лопотал по-русски, и вообще оказался милейшим парнем, и был, как и я, — «не дурак выпить».