Ольга Михайлова - Гибельнве боги

Тем временем Тентуччи, бледный и раздраженный, уже стоял рядом.

— Завтра, в половине одиннадцатого, на вилле Тоцци. Шпаги и фехтовальные перчатки. Жизнь или смерть. Все уладили быстро, без формальностей.

— Прекрасно, — отозвался Джустиниани и пошёл к карете.

Откинувшись на бархат сидения, Тентуччи некоторое время молчал, потом, обернувшись, поймал в свете фонаря лицо Джустиниани. Карло передернуло: Джустиниани улыбался.

— Мне казалось, вы католик, — досадливо обронил он.

Джустиниани словно проснулся.

— Разумеется. Что вызывает ваше сомнение?

— Искать смерти — не любить Бога. Бог есть Жизнь. А уж бравировать жаждой смерти и вовсе грех сугубый.

Тут он умолк, заметив, что грудь Джустиниани трясется. Тентуччи изумился: его собеседник смеялся, и странные гортанные звуки это подтверждали, между тем, за семь лет знакомства он еще ни разу не слышал смеха этого человека. Джустиниани же наконец успокоился.

— Простите, Карло, я что-то расслабился. Что касается поисков смерти — вы не правы, я не авантюрист. Допустить, чтобы тебя вызвали, и искать смерти — разные вещи. Но что я сугубый грешник — это правда. Какое наслаждение получил я сегодня, разбивая физиономию Рафаэлло, о… Мне трудно даже представить епитимью, коей я за это заслуживаю. И это притом, что истинного покаяния нет во мне, Карло, и доведись мне снова встретить его в тёмном проулке… И ведь не могу даже оправдаться гневом праведным. Не было его. Просто наслаждался…

Тентуччи некоторое время молчал, потом поинтересовался:

— Ну, а завтра?

— А что завтра? Довольно для всякого дня своей заботы.

— Убальдини один из лучших фехтовальщиков Лацио. Он взял в прошлом году приз Помоны.

— Я знаю, Карло.

— Вы слишком беспечны, неосторожность может быть роковой, достаточно ошибиться на миллиметр, чтобы получить три дюйма железа в тело. — Тентуччи был взволнован. Они были в начале улицы Кондотти. В глубине проступали очертания Испанской площади в лунном свете, белый остов лестницы и церковь Святой Троицы. — Вам поможет «остановка» и «поворот вправо»… Но он очень подвижен, я видел его на турнире.

Теперь они выехали на Испанскую площадь. Четыре или пять извозчичьих карет стояли в ряд с зажженными фонарями. Джустиниани кивал и вежливо обещал банкиру быть осторожным. Наконец пробормотал.

— Должен же все же быть какой-то повод… Где я перешел ему дорогу?

Тентуччи почесал лоб.

— Не ухаживали ли вы за его нынешней пассией — Ипполитой Массерано?

— Нет, Боже упаси, я боюсь эту Мессалину… Не мой вкус. Он-то, кстати, с его субтильностью, как управляется?

— Не знаю. Но вы не делали ей авансов, точно?

— Я видел ее у герцогини и, насколько мог, уклонялся от общения.

— Если ее это задело — она вполне могла наговорить ему чего-либо.

— Ну, если он позволяет бабе вертеть собой… А записка от сестры? Не она ли написала ее? Но нет, Джованна уверяет, что почерк именно Марии. А, — махнул он рукой, — что толку гадать?

Расстались у дома Джустиниани, Тентуччи обещал заехать в половине десятого.

Дома Винченцо приготовил свои шпаги, несколько минут внимательно оглядывая клинки и гарды. Кот Трубочист, лежа на подоконнике, наблюдал за ним с ленивым безразличием, потом все же спрыгнул вниз, понюхал металл лезвий и чихнул. Джустиниани пожелал ему здравия и тут неожиданно услышал:

— Его сиятельство собирается на поединок? — голос Луиджи был насторожен и несколько испуган.

— Угу, — кивнул Джустиниани, сжимая эфес.

— А кто ваш противник?

— Мессир Убальдини, — сообщил Винченцо, отложил шпагу и погрузился в глубокие размышления.

Итак, Убальдини искал его смерти. Зная свое мастерство, он мог не сомневаться в победе. Почему? Кто он, Джустиниани, для Умберто Убальдини? Бывший друг или, точнее, приятель, которому Умберто когда-то отказал в помощи. Было бы понятно, если бы он, Винченцо, затаил обиду против Убальдини, но глубоко исследовав свою душу, Джустиниани не нашел там и следа ненависти или памяти о былом пренебрежении. Он всегда прощал врагам, правда, верить предавшему его однажды уже не мог. Однако сейчас налицо было почти маниакальное стремление Убальдини уничтожить его. Почему? Они не были соперниками в любви, мстить ему Умберто было не за что. Джустиниани вздохнул, решив, что завтра все прояснится. Поединок не волновал его. Он последние семь лет не появлялся на турнирах, но преподавал фехтование, подготовил нескольких победителей, а кроме того, от старика Марко Руттоло, живой легенды, позаимствовал ряд французских приемов, устаревших, забытых, почти никем ныне не знаемых, но весьма хитроумных. Техника же Убальдини, его сильные и слабые стороны были ему известны давно. Когда-то по молодости он мог и проиграть Умберто, но ныне рука его отвердела. Он не боялся поединка.

Винченцо, разбуженный Луиджи в девять утра, выпил две чашки чаю с легкими бисквитами, и, узнав, что на обед будет его любимая лазанья с мясным фаршем и грибами, окончательно решил, что сегодня не умрёт, ибо был твердо намерен попробовать её. Он выбрал широкие брюки, удобные башмаки с низкими каблуками и черную сорочку. Потом приготовил перчатку, смочив у нее ладонь и посыпав канифолью, осмотрел кожаный ремешок для крепления рукоятки к руке. Снова обследовал клинок и острие обеих шпаг.

— Это правда? — Джустиниани вздрогнул, услышав за спиной хриплый голос Джованны.

— Правда — что? — поморщился он. Девица имела неприятную привычку выскакивать, как чертик из табакерки.

— Правда, что у вас дуэль с Убальдини?

— А… Это правда, — он вложил шпагу в ножны. — А почему это вас волнует? Вам не безразлично благополучие мессира Убальдини?

— Вы… вы ужасный человек, я же говорила вам, чтобы вы не слушали Марию! Она — дурная, всегда лжет и никого себе равным не считает!

— Позволю себе напомнить вам, дорогая синьорина, что я — ваш опекун, и учить вас могу я, но не наоборот, — промурлыкал Джустиниани.

Девица выскочила из комнаты, хлопнув дверью.

Джустиниани пожал плечами. Девица подлинно была неглупа, но истерична, а уж дурная привычка не придерживать за собой двери и вовсе не делала ей чести. Он подумал, что надо будет поучить ее хорошим манерам, но благоразумно отложил обязанности попечителя на потом. Сегодня ему было не до девичьих прихотей.

Тентуччи приехал без опоздания, и сказал, что нашел врача — Франческо Тоско, чей опыт — выше всех похвал. Винченцо отрешённо кивнул, едва ли услышав, надел сюртук, взял шпаги. В экипаже был молчалив и задумчив, время от времени наклонялся к дверце и смотрел на улицу. В арке палаццо Колонны виднелся двор со статуями, а с архитрава каменной церкви свешивались майские украшения в честь Богородицы. После небольшого подъема открылся город, величественный, сияющий, усыпанный колокольнями, колоннами и обелисками, увенчанный куполами и башнями. Через четверть часа они въехали на виллу Тоцци, свернули в аллею из стройных лавров. Высунувшись из кареты, Тентуччи, бледный и дурно выбритый, обронил: