Марина Дяченко - Петля дорог

— Ты Тиар? — спросил он, глядя ей в глаза.

Она усмехнулась:

— Может быть… А что?

Дверь за его спиной распахнулась; обладательница косы и бритоголовая встали. Вошедшие были трое матросов — вернее, двое матросов и юнга, потому что мальчику было не больше четырнадцати.

Приключилась суета; ширмы, до того стоявшие у стен, с необыкновенной скоростью были развернуты и расставлены, и на их полотняных боках обнаружились картинки, от которых у Игара свело челюсти. Загорелись еще несколько свечей в точно таких же специальных подсвечниках, в комнате стало светлее, и Игар увидел лицо мальчика-юнги. Тот круглыми глазами смотрел на ширмы и на девиц, в то время как один из его товарищей уже деловито ощупывал бритоголовую, а другой командовал обладательницей ромба, которая споро сметала с тюфяка крошки.

— Это моя, — сказал Игар. Все лица обратились к нему; обладательница ромба усмехнулась матросам:

— Минуточку, дорогуши… Один пусть подождет. Нас трое — вас теперь четверо…

— Пусть он и подождет, — один из матросов, кривоногий и широкоплечий, недобро уставился на Игара.

— Я подожду, — вмешался мальчик; Игар понял, что больше всего на свете парнишке сейчас хочется сбежать. Оказаться далеко-далеко, пусть даже на собственно унылом суденышке, где работа с утра до вечера, качает, дует и палит, где его лупят все кому не лень за вину и без вины…

— Ты не подождешь! — заявил второй матрос, с тяжелым амулетом на жилистой шее. — Ты иначе не мужчиной будешь, а…

От сказанного слова сделалось не по себе даже Игару, а мальчик и вовсе присел, как щенок.

Тиар — женщина, которая называла себя Тиар — нежно взяла Игара за плечи:

— Ты… Хватит болтать, а? Пошли…

Он дал себя увлечь в закуток за ширмой; уединением это можно было назвать лишь условно, потому что ширма оказалась не такой высокой, не такой уж широкой и со щелью внизу. Разумеется, все, происходившее в комнате, было слышно всем из любого ее уголка.

Женщина поставила на пол свечу и призывно улыбнулась; руки ее, не дожидаясь Игара, ловко расстегивали платье:

— Так ты когда был здесь? Уже снег сошел, кажется… Да? Уже тепло было, как ты приезжал?

— Где ты родилась? — спросил он одними губами.

Она стягивала через голову платье:

— А?.. В селе, а что?

— Название села.

Она бросила одежду на пол; у Игара перехватило дыхание. Она стояла перед ним совершенно нагая, привычно зовущая, с маленьким шрамиком под левым розовым соском:

— Да чего тебе, а?.. Раздевайся, очередь же… А этот болтает…

Его рука нахально скользнула ему в штаны и полезла, куда не следует; Игар перехватил ее за запястье. Усилием воли удержался, чтобы не сжать до хруста костей:

— Название села. Ну скажи, ну пожалуйста.

Рядом, в нескольких шагах, отделенная тонким, натянутым на раму полотнищем, успокаивающе ворковала бритая — ей достался мальчик. Игар стиснул зубы; в другом конце комнаты страстно застонала обладательница косы — даже у раковины, подвешенной над дверью, это получалось куда естественнее. Матросу, впрочем, было все равно — он взревел, как тюлень на отмели.

Игарова женщина нахмурилась:

— Ну странный ты… У меня в селе полно родни; зачем мне… Тебе-то все равно, мимо будешь ехать и ляпнешь чего-то…

Игар облизнул губы. Ее нагое тело в свете свечи всколыхнуло в нем мутную, недостойную, мучительную волну. Он напрягся, преодолевая постыдное вожделение:

— Ну и что с того?.. Родителей нет в живых, а прочие тебе что, указка?!

Привычная улыбка соскользнула с ее лица. Она опустила глаза:

— Да… Родителей давно уже… А ты откуда знаешь?!

Он с трудом оторвал взгляд от ее нагой груди; крепко взял женщину за подбородок, заставил смотреть себе в глаза:

— Ты Тиар? Не врешь?

По ее лицу ничего нельзя было прочитать. Как по шляпке гвоздя. Тело ее казалось куда красноречивее.

— Может быть и Тиар, — она высвободилась. — Может быть… Чего ты хочешь, а?

В ворковании бритой скользнуло нетерпение. Тогда матрос, на которого не хватило женщин, решил, по-видимому, помочь обращению мальчика:

— Да чего ты боишься?! Вот ребятам скажу, как ты жался-то… Она тебя научает, а ты чего выдираешься?

Игара скрутило от ненависти. Он готов был забыть про ту, что называет себя Тиар, повалить ширму, разбить нос матросу с амулетом и сказать мальчишке: беги! Иди отсюда, беги, беги!..

— Да уйди отсюда! — рявкнула бритоголовая, будто отвечая Игаровым мыслям; впрочем, прогоняла она не мальчишку, а матроса. — Советчик нашелся… Тебе бы так посоветовали, крыса… Пошел вон, жди!..

Игар обернулся к женщине с ромбом на спине:

— Вот что… Одевайся и пошли отсюда. У меня к тебе дело, которое стоит мешок монет.

Она недоверчиво скривила губы:

— С чего бы это?..

— Наследство тебе, — бросил он, не сводя взгляда с ее прищуренных глаз.

Она мигнула; лицо ее все еще оставалось бесстрастным:

— Врешь.

Он плюнул в сердцах:

— Дура! Да зачем я тебя ищу? Зачем мне ромб этот?.. Наследство тебе, от… мужа!

Ее реакция превзошла все его ожидания.

Она сглотнула. Побледнела; потом покраснела, как съеденный помидор. Спросила срывающимся, потрясенным шепотом:

— Помер ?!

Игар кивнул. Не кивнул, а дернул головой.

— Слава морской деве, — шепотом сказала женщина.

За ширмой тяжело задышали — дела у мальчика наконец-то пошли на лод. Игар стиснул зубы; крепко взял женщину за руку повыше локтя:

— Пойдешь со мной?

Она неосознанно провела пальцем по шраму под левым соском. Медленно, удивленно кивнула.

Девочка меряла время приездами и отъездами Аальмара.

Она давно знала, что ее четырнадцать лет и положение невесты не дают права бегать сломя голову и выкрикивать нечто бессвязно-радостное; в честь приезда Аальмара можно пренебречь приличиями. Броситься за ворота, выскочить на дорогу, бежать, расплескивая лужи, и вопить в свое удовольствие — пока от отряда не отделится всадник на белом жеребце, пока не соскочит в размытую глину, пока не распахнет руки, заслоняя собой весь свет, пока не сомкнет объятия — запах ветра и железа, мокрых лошадей, самые любимые на свете запахи…

— Что ж ты… Что ж ты так долго не ехал?

— Здравствуй. Я привез тебе подарок.

От крыльца валили радостной толпой Большая Фа, слуги и домочадцы, молодая Равара с видимо округлившимся животом, подростки во главе с повзрослевшим Вики; девочка чувствовала на себе их взгляды. Счастливые и немного завистливые — она идет под руку с самим Аальмаром, идет, высоко задрав нос, разомлевшая от гордости, счастливейшая из невест: смотрите все…

В маленькой комнате, куда, к неудовольствию девочки, была допущена и Большая Фа, он обнял ее еще раз — крепко, до боли. Осторожно поставил на пол: