Елена Арсеньева - Большая книга ужасов. Самые страшные каникулы (сборник)

— Нет, я уже вышла из того возраста, когда в куклы играют, — сказала она презрительно.

— А я нет, — весело ответил Алекс, — я не вышел. Мне очень нравятся старые куклы. Правда, только те, которые изображают мальчишек. Ты, кстати, не замечала, что кукол-девчонок и женщин гораздо больше? Мальчишек, а тем более взрослых мужчин вообще не найдешь.

— Ну, есть Кен, который вместе с Барби, — сказала Юля.

— Кен! — презрительно воскликнул Алекс. — Разве это мужчина?!

— Вон мужчина, смотри! — воскликнула Юля, увидев среди развала большую деревянную куклу с тряпичными ногами.

На кукле был двухцветный, красный с зеленым, потертый и кое-где порванный мундир с белым плоеным воротником. Ноги обтянуты рваными красными кюлотами. На одной ноге надет черный кожаный сапожок-ботфорт, другая оканчивалась грязной культяпкой. Руки тоже были беспалые, с грязными культями. Черная шляпа-двууголка с отломанной кокардой плотно натянута на деревянную, потрескавшуюся от времени голову. На круглом лице кое-где облупилась краска, отчего один глаз выглядел подслеповатым, а рот покривился, и только щеки полыхали неестественно красным пятнистым румянцем.

— Мадемуазель права, — любезно сказал толстый дядька, продававший кукол, а заодно и какие-то столярные инструменты. — Это и впрямь мужчина. Это жандарм Флажоле!

Юля вспомнила, что однажды, во время прогулок по Елисейским Полям, Лиза и Таня в каком-то сквере показали ей балаганчик под названием «Guignol» — «Гиньоль»: французский кукольный театр. На стенах балаганчика были нарисованы персонажи: сам Гиньоль, его жена Мадлона, еще какие-то куклы, а среди них — жандарм Флажоле.

Алекс осмотрел куклу:

— Сколько вы за него хотите?

Толстяк поглядывал нерешительно, словно раздумывал, называть цену пониже или повыше.

— Пять евро, — наконец сказал он.

— Всего? — удивился Алекс. — Пожалуйста.

Торговец взял деньги с унылым вздохом. Видно, был огорчен, что запросил слишком мало!

— Мсье, — сказал Алекс, — я ищу старинную военную форму… Может, кто-нибудь продает, не знаете?

И он положил на лоток еще одну бумажку в пять евро.

Торговец сразу повеселел.

— Идите по верхней дороге, — посоветовал он. — В самом конце — фургончик с колбасами и сырами. Около него всегда сидит седой, загорелый до черноты коротышка. У него много чего есть, наверное, найдется и то, что вы ищете.

— Спасибо, мсье! — воскликнул довольный Алекс.

Потом он помахал Юле, сказал:

— Ну, до скорой встречи! — и быстро пошел к верхней дороге.

Юля только вздохнула, глядя ему вслед. Почему-то она надеялась, что Алекс позовет ее с собой. Хотя с чего это вдруг?

— Может быть, и мадемуазель выберет себе что-то? — спросил торговец с сочувственным видом.

— Спасибо, мне ничего не надо, — буркнула Юля, стыдясь, что он видел, как от нее сбежал Алекс.

Настроение ужасно испортилось.

— А, вот ты где! — подбежали к ней Лиза и Таня. — Пошли скорей, там мороженое продают. И «ром-разан» есть. А ты не видела, куда пошел Алекс?

— Нет, — буркнула Юля и покосилась на торговца. Он-то знает, что она врет!

Но тут же сообразила, что Лиза и Таня говорили с ней по-русски, и торговец явно ничего не понял. Врать при нем можно было безбоязненно. Но себе-то не соврешь…

— Пошли, пошли! — торопили сестры.

— Погодите, — вдруг сказал торговец и принялся шарить в невообразимой мешанине своих игрушек. — Я правильно понял, мадемуазель русская?

— Да, — кивнула Юля. — А что?

— Вот… вот, возьмите, — торговец протянул ей на широкой толстой ладони маленькую красную звездочку с серпом и молотом.

Такие звездочки Юля видела в кино про войну. Их носили на пилотках советские солдаты.

Может быть, раньше и эта звездочка принадлежала какому-то солдату, она была потертая, облупленная…

— Это вам на счастье, — сказал торговец. — На счастье и на победу!

И подмигнул.

Юля смущенно поблагодарила и спрятала звездочку в карман шорт.

— Кого это ты должна победить? — изумленно спросил Лиза.

— Сама не знаю, — глядя на нее честными-пречестными глазами, ответила Юля.

На самом деле она знала. Торговец пожелал ей победы над Алексом! И счастья в любви!

Вот было бы здорово…

Солдат не слишком беспокоился о птице. Если она минувшей ночью нашла, где укрыться от солнечного света, значит, сумеет спрятаться и теперь.

Через отверстия зрачков статуи он наблюдал дневной мир и только изумлялся, сколь этот мир был прекрасен.

Как же долго он был всего этого лишен! Смотрел бы да смотрел на шевеленье листвы под ветром, на полет бабочек и пчел…

Солдат жалел только об одном: что статуя, в которой он укрылся, не находится в каком-нибудь бойком месте. Тогда солдат мог бы видеть живую человеческую жизнь этой деревни — деревни, где он когда-то погиб.

Она была совершенно не похожа на ту далекую деревеньку, где он родился, не похожа и на город, где прошла его юность, где он учился и работал, женился, откуда ушел на фронт. И все же он полюбил эту чужую деревню, полюбил ее жителей. Он хотел увидеть, какими они стали после войны. Если бы статуя стояла где-нибудь, например, на площади, возле мэрии, то мимо проезжали бы автомобили, проходили люди, пробегали дети, и среди них, возможно, оказалась бы девочка, которую они с птицей спасли минувшей ночью…

Его родная девочка!

Однако единственным человеком, которого солдат пока что мог видеть, оказался все тот же парень со смешными разноцветными волосами — Жибе, который построил спасительный кабан.

Жибе с самого раннего утра бродил по саду и красил фигуры, которые там стояли. На длинной палке переносил с места на место ведерки с краской и неторопливо, заботливо размалевывал аиста, черепаху и фигуру Золушки. Жибе покрасил ее платье в белый цвет, а волосы сделал золотыми.

А кого же изображает статуя, в которой нашел укрытие он, солдат?..

Об этом можно было только гадать.

Лиза с Таней оказались совершенно правы: картошка фри и жареные колбаски в Троншуа были невероятно вкусными. Это признал даже мсье Верьер, который фастфуд в принципе терпеть не мог.

Наелись, посидели немножко под навесами — ими были укрыты от солнца длинные деревянные столы, за которыми ел, кажется, весь вид-гренье, — и пошли опять наслаждаться жизнью.

Когда встретились у машины, все были нагружены пакетами.

Купили и плетеную корзину для грязного белья, и салфетки в красную и белую клетку (бумажными салфетками за столом французы не пользуются, это моветон!), и чудесные — старые, чуть тронутые желтизной, и от этого еще более красивые — тюлевые занавески на окна, и два бордовых покрывала.

Сестры накупили дисков и еще каких-то зверей из пет-шопа.