Инесса Ципоркина - Личный демон. Книга 1

Еще в школе Катя заметила, что девчонки, ведущие дневники, делятся на тех, кто прячет свою писанину даже от близких подруг, и тех, кто всем предлагает «причаститься». Тогда же, в школе, испробовав оба варианта, Катя познала предательство, измену и позор. И еще поняла: когда-нибудь взрослой, разумной Катерине Александровне будет очень-очень стыдно за нынешнюю дуру Катьку. А за что? За наивное, девчоночье, безграмотное: люби меня как я тебя и будем вечно мы друзья, кто любит более меня пусть пишет далее меня, ведь бывают чудеса было сердце стало два… Дура ты, Катька.

Что ж, вот он, свидетель того, какая она, действительно, дура, прерывисто вздыхает во сне у нее под ребрами, подрагивает в кошачьем сне вполглаза, грозиться ее, Катю, съесть. На место неловкости все чаще приходила злость: ну почему, почему она, Катерина, от природы овца, нелепое покорное животное с желтыми комьями у зада? Почему она не черная кошка с тяжелым и независимым нравом? Почему она — жертва, которой позволено жить и дышать, пока ее походя не втопчет в грязь очередной вершитель судеб?

— Если не ответишь на все мои вопросы, буду мыть тебя каждый день, — тихо, но внятно произнесла Катя, обращаясь к собственному солнечному сплетению. — Так что готовься, вечером поговорим.

Наама лишь передернулась, явно не в восторге от Катерининого предложения. Но Кате было уже все равно.

Первым словом демона после выхода наружу было:

— Наконец-то.

— Что наконец-то? — Катерина, не мешкая, приступила к допросу.

— Наконец-то Кэт проснулась.

Кэт! Агрессивная сексапилка, которой Катя никогда не была? Нет, той Кэт нет и никогда не было. Ее попросту не могло существовать даже на изнанке Катиного «Я». Что же за Кэт могла прятаться в тени всем известной Кати, беззащитной овцы?

— Думай, думай… — одобрительно заурчала Наама.

У Катерины вдруг мучительно зачесалась щека. Правая, сгоревшая. Катя подняла руку, коснулась омертвевшей половины себя: безбровый лоб, слепой глаз, голый висок, парализованный угол рта… Там, в глубине, затаилась никому не известная Кэт, не похожая ни на девчоночьи мечты о крутой пожирательнице мужчин, ни на страшные сказки о безжалостных маньяках, таящихся за масками благополучных домохозяек. Катерина чувствовала: ее Кэт — не маска, отброшенная из-за уродства или вульгарности. Кэт — сила, без которой ей, Кате, не выжить в мире, населенном черными равнодушными демонами, знающими только свою выгоду и никакой жалости. Эта сила, подобно гироскопу, указала бы ей путь, утихомирила метания и защитила…

— Не надо! — выкрикнул, входя, Анджей. Нет, Цапфуэль. Катерина еще в прошлый раз заметила: ангел луны двигался с трудом, точно преодолевая непривычное ему сопротивление воздуха и бремя гравитации. — Не слушай ее! Не буди гнусную тварь!

— Ты про Кэт говоришь? — зло прищурилась Катя. — Между прочим, она часть меня. И никакие кошки, живые или горелые, тут ни при чем. Кэт всегда была со мной, просто я ее не замечала…

— Не замечай ее и дальше, — почти умоляющим голосом перебил Катерину Цапфуэль. — Ну почему, почему вам, людям, даже не самым плохим, так нравится шарить в темноте? Что вы надеетесь там найти? Почему вам не живется на свету?

— Потому что на свету живут только поденки, понял, стерильный идиот? — взвилась Наама. — Тебе дай волю, ты нас всех в поденок превратишь, в чистые, невинные созданья, которые не едят и не какают! Дай ты этой душе самой решить, сколько тьмы она впитает. Не лезь с нравоучениями!

— Ты и тебе подобные запятнали тьмой достаточно душ, чтобы у нас осталось время для наблюдений, — отчеканил ангел луны. — Если убить тело сейчас, душа обретет лучшую участь, чем та, что ты ей уготовила! — И Цапфуэль занес руку, словно выкованную из металла — руку-молот, руку-секиру.

Вопль Наамы слился с визгом Катерины, они брызнули в разные стороны, точно обе были кошками, кулак ангела луны обрушился на спинку дивана, прорвав слой обивки и разнеся в щепы деревянную раму. Наама прыгнула Цапфуэлю на загривок и вгрызлась в основание шеи, раздирая когтями застиранную клетчатую рубашку Анджея, что казалась пластинчатым доспехом на плечах ангела луны.

— Дядя Андрей! Андрей, мать твою! — раздался Витькин крик и на руке Цапфуэля повисло такое тщедушное, такое слабое человеческое тело. Тут уже и Катя с воем кинулась к ангелу луны, готовая принять удар в голову, смерть от черепно-мозговой травмы, неведомую «лучшую участь», только бы Витя не пострадал, только бы страшный Цапфуэль не тронул ее сына.

— А? Что? — вдруг забормотал Анджей, оседая на разваленный пополам диван. Лунный блеск сошел с него, будто серебро с медного подсвечника. — Нехорошо мне как-то…

— Дядь Андрей, ты чего? — Витька ожесточенно тряс Анджея за плечо. — Чего ты?

— Это лунатизм, — с неизвестно откуда взявшейся уверенностью произнесла Катя. — Он лунатик. Ходит во сне. Вот, зашел сюда, упал на диван, сломал… нечаянно. — С каждым словом Катерина ощущала, как вера в простое объяснение заполняет сознание сына.

— А оно лечится? — с тревогой поинтересовался Виктор.

— Конечно, лечится. Врача хорошего найдем — и вылечим, — успокаивающе бормотала Катя, помогая тащить тяжелое, точно серебром налитое тело в большую комнату. — Придумаем что-нибудь. Не бросать же хорошего человека из-за таких пустяков…

Витька нисколько не протестовал против ироничного «пустяк» применительно к попытке убийства. Катерина и сама поразилась тому, как мало ее это задело. Сейчас важнее всего было держать Андрея-Анджея-Цапфуэля в поле зрения. Слабая и трусоватая Катя отчетливо понимала: выгони она теткиного сынка из дома, исчадие лунного света пронесется по городу всадником апокалипсиса. Просто потому, что вовремя убитый неиспорченный индивид имеет шанс попасть в рай — или куда там попадают хорошие детишки. Оказывается, ангельская система ценностей тоже может рождать чудовищ.

— Уф-ф! — вздохнули они на пару с кошкой, вернувшись в разоренную Катину комнату.

— Гулять сегодня пойдешь? — мрачно поинтересовалась Катерина.

— Я должна, — качнула головой кошка. — Слушай… А пошли со мной? Уж очень Цапфуэль в полнолуние нравственен и глуп становится. Как бы чего не вышло.

— Да. Неохота мне мученический венец принимать, — вздохнула Катя и открыла шкаф. — Что хоть надевать-то? Куда пойдем?

— На помойку! — сказала как отрезала Наама. — Навестим Сабнака, демона гнилья.

Катерина только глаза округлила — а что тут скажешь?

Катя еще помнила время, когда на этом самом месте размещалась бескрайняя свалка, понемногу завоевавшая овраг и протянувшая зловонные щупальца к жилым кварталам. Речка, протекавшая между мусорных курганов, играла всеми цветами радуги даже под хмурым осенним небом, а курившиеся вдали дымки накрывали район неистребимым запахом паленой резины. Свалка казалась вечной и незыблемой, как советская власть. А потом и власть кончилась, и свалки не стало.