Олард Диксон - Восставший из ада

— Нет… не очень, — нехотя отозвалась Керсти. — Понимаешь, это тоже наука. Про животных надо знать все, чтобы твой совет клиенту насчет покупки был правильным, иначе будет, как с той женщиной, которая хотела купить говорящего попугая.

— А что с ней было?

— В общем, ничего. Просто откуда мне было знать, что самки попугаев не разговаривают.

Керсти улыбнулась, вспомнив, как взъерошенная птица удивленно таращила свои глаза-пуговки на пожилую миссис, явно не понимая, что той от нее нужно.

— У меня в детстве ворона была, я ее на улице подобрал, еще птенцом, — вспомнил Стив. — И ты знаешь, она разговаривала.

— Послушай! — нахмурилась Керсти. — А что будет, если съесть скорпиона?

— Не знаю. Умрешь, наверно. А ты что — попробовала?

— Да нет, — рассмеялась Керсти, — я просто спросила.

— Интересные у тебя мысли, — заметил Стив.

— Ой… кажется, опять дождь начинается, на меня капнуло.

— На меня давно уже капает, просто я молчу, жду когда ты меня в гости пригласишь.

— Какой ты противный! Пошли быстрее, а то вымокнем по дороге.

Пока они спешили к дому Керсти, дождь усилился. Сначала редкие капли усеивали темными мелкими пятнами серый асфальт, потом пятна становились все крупнее и гуще, так что в двери они вбежали, вымокшими до нитки.

— Ого! — воскликнул Стив, увидев маски и статуэтки богов на полках в комнате Керсти.

— Я же тебе говорила, что отобрала их из хлама в доме отца, — и Керсти легонько толкнула рукой чучело круглой рыбы, подвешенное на леске к потолку.

Вздрогнувшая рыба, казалось, поплыла, рассекая воздух своими оттопыренными плавниками.

— Здорово! — восхитился Стив. — Откуда это там было?

— Фрэнк, брат отца, увлекался чем-то вроде черной магии… — ответила Керсти, наблюдая за тем, как внимательно Стив рассматривает фигурку ацтекского бога Уитсилопочтли.

— А где он сейчас?

— Бог его знает…

— Если Бог, то вот этот, — Стив показал на гневно смотрящего Уитсилопочтли.

— Может, и этот, — засмеялась Керсти. — Отец мне рассказывал, что вроде брат умер.

— Понятно…

— Кофе будешь?

— Не откажусь.

— Тогда достань, пожалуйста, вон оттуда, — Керсти показала на дверцу книжного шкафа, — кипятильник.

— Кипятильник? — удивленно переспросил Стив.

— Ты забываешь, что комнату здесь я только снимаю, а будить хозяйку сейчас не самое подходящее время.

На следующее утро, надев темные очки, почти закрывающие ее красивое лицо, Джулия вновь отправилась в отдаленный бар. Вернулась домой не одна. С ней был мужчина, на вид тридцати- тридцати пяти лет, наголо обритый, с невыразительными серыми глазами.

— Ты уверена, что нам не помешают? — спросил он с интересом осматривая холл.

— Вполне, — ответила Джулия, про себя подумав: «Если бы я не была уверена, тебя бы здесь не было, дурак».

— Я люблю осторожность, — подчеркнул он, отпустив скабрезную шуточку в адрес Джулии.

На этот раз Джулия не церемонилась и нанесла удар как только бритоголовый вошел в комнату Фрэнка. Мозги брызнули из дыры в голове, стекая по стенам и оседая у плинтуса.

Джулия отвернулась, вытирая руки о край рубахи, которую бритоголовый стянул с себя, еще поднимаясь по лестнице.

Выйдя из-за шкафа, Фрэнк бросил открытый нож на столик у кресла, и приблизился к своей жертве. Глазаa его горели алчным огнем, из открытого рта на полосатую рубаху текла слюна. Схватив бритоголового за уши, Фрэнк впился зубами в его шею, вскрывая артерию. Бурой струйкой хлестнула кровь, распространяя вокруг сладковатый запах. Кадык на горле Фрэнка ходил ходуном, пока он, захлебываясь, делал жадные глотки. Прямо на глазах у Джулии кости Фрэнка стали обрастать новыми мышцами, тугие сухожилия крепко стягивали новую плоть. Вены обхватывали его руки, сильными толчками сердце несло по ним кровь.

Удовлетворенно отрыгивая, Фрэнк выпустил бритоголового из рук, и труп грохнулся на пол. Чудовище уселось в глубокое кожаное кресло и закурило, с наслаждением выпуская дым из все еще беззубого рта.

— Я ощущаю это, — произнесло оно. — Как давно я ничего подобного не ощущал!

— Ты обещал мне все объяснить. — Джулия бросила окровавленную рубаху на пол.

— Вот оно, — Фрэнк протянул руку, на его ладони лежала квадратная шкатулка, вся испещренная линиями.

— Можно мне посмотреть? — поинтересовалась Джулия и подошла поближе, собираясь потрогать вещицу.

— Не трогай! — Фрэнк отстранил ее руку. — Это опасно. Она открывает двери.

— Какие двери? — недоуменно спросила Джулия.

— Двери удовольствия. Двери ада или рая. Мне было все равно, какие. Я думал, что насыщен до предела. Но, оказывается, нет. Кенобиты дали мне ощущения за пределами всего: боли и удовольствий, которые и не приснятся…

Фрэнк вспомнил себя сидящим в кругу пентаграммы, заключенной в квадрат из горящих свечей. Свечи отбрасывали на стены причудливые тени. Клубился дым от сжигаемого янтаря и толченой розы, срезанной под Рождество, но, как ни странно, они не издавали запаха горения. Из шкатулки, лежащей на его ладони, высыпались голубые разряды. Казалось, они зарождались где-то глубоко внутри нее, сокрытые от глаз, и, рассыпавшись в воздухе, растворялись… Но растворялись ли?

— Caput mortnum, imperet tibt Dominus per vivum et devotum serpentem!..

Ладонь прикоснулась к грани шкатулки.

— Cherub, imperet tibi Dominus per alas tauri!..

Восемь лопастей повернулись…

— Serpens, imperel tidi Dominus Tetragrammatonper angelum et Lеonem!..

…и опустились на место соседних.

— Raphael! Gabriel! Mikael! Adonai! Lucifer! Baal-Zebub! Moloch! Astaroth!

Столб. Деревянный столб. Скрежет цепей. Столб повернулся. Луч света выхватил из темноты ухо, прибитое к дереву. Еще поворот столба. Цепи раскачиваются все сильнее и сильнее, скрепленные сверху тяжелым кольцом. Еще поворот столба. Крюки на цепях с остатками мяса. Поворот. Неясная фигура. «Кто это бродит? Голова утыкана гвоздями. Смерть? Нет, смерть — это тлен». В голову вбиты гвозди. «Кто ты? Молчание. Фрэнка охватывает страх.

— Flnat udor per spiritum Eloim!

Кто читает молитву? Может быть, эхо? Да, это эхо. Эхо читает молитву.

— Manet terra per Adam Jot-Chavah!

Хлоп. Крюк впивается в тело. Боль нестерпима. Фрэнк пытается вырвать его но… хлоп… рука оттянута новым крюком на цепи. От страдания никуда не деться. «Человек с гвоздями, вбитыми в череп, за что?» Человек ли это? Нет, невозможно. Хлоп-хлоп. Крюки протыкают кожу и растягивают ее в разные стороны. «Кто тянет за цепи? Человек с гвоздями, вбитыми в череп?» Боль. Адская боль. «Нет. Он стоит неподвижно. А кто это рядом? Может, он читает молитву?»

— Fiat firmamentum per Jahuvehu Zebaoth!

«Нет, он не разжимает рта. А есть ли у него рот?» Есть, только он зашит железной проволокой. Фрэнк дрожит от ужаса. Хлоп. Еще один крюк. Сзади раздается жужжание. Фрэнк обернулся. Крутится диск. Это не диск. «Пила», — мелькнуло в сознании и ушло, чтобы вернуться.