Майкл Боккачино - Шарлотта Маркхэм и Дом-Сумеречье

Пол поморщился и отвернулся.

— Я устал.

Лили отпрянула, словно ее с размаху ударили по лицу. Она вышла из комнаты, обогнав меня, и прислонилась к стене снаружи. Я проследовала за ней в коридор и прикрыла за собой дверь.

— Вы в порядке?

— Да, все хорошо. Эта сказка… я пыталась их подготовить. Вы были правы: визитам пора положить конец. Надо двигаться дальше. Мне придется отпустить их. Доброй ночи, Шарлотта. — Лили поцеловала меня в лоб так же, как сыновей, и ушла одна по темному коридору — туда, куда исчезала на ночь всякий раз. Времени поразмыслить, куда именно, у меня не было.

Я поспешила к себе в комнату, отыскала в стене шкаф со всевозможными диковинками, открыла ящик со свечными человечками. Те играли в «А ну-ка, отними!» с самым маленьким из всей оравы: перебрасывали его восковую голову из рук в руки. Я неодобрительно откашлялась.

— Вы не могли бы отвести меня в темную комнату? Вы знаете, о чем я. — Свечные человечки тут же прекратили игру и попрыгали на пол. Вместе мы прошествовали через весь Дом-Сумеречье к скульптурному барельефу с изображением искаженных в муке мраморных лиц. Я ткнула пальцем в нужную глазницу, как некогда сделал Дункан, и в стене позади скульптур открылся проход.

Комната была пуста, если не считать жуткого металлического кресла с ремнями и зажимами и столика на колесах рядом. Я прошла сквозь летящие завесы ширм в центр помещения, а свечные человечки остались ждать меня снаружи: внутрь им явно не хотелось.

Опустившись на колени, я открыла ящичек в нижней части стола. Там обнаружилось с десяток рядов дымчатых флаконов, каждый — с белой этикеткой, кратко надписанной четким изящным почерком. Тут были ярлыки «ЗАДУШЕН», «СРАЖЕН НЕДУГОМ», «ПОСАЖЕН НА КОЛ», «УТОНУЛ», «СОЖЖЕН», «ЗАСТРЕЛЕН», «СЪЕДЕН», «ЗАМЕРЗ» и так далее; на каждом значилась какая-нибудь неприятность. Я спрятала в карман одну из бутылочек с этикеткой «РАСЧЛЕНЕН» и задумалась над вариантом «СОЖЖЕН». Вытащила пробку, понюхала содержимое. Пахло гарью. Не слишком-то аппетитно; но, чтобы принести Корнелиусу что-то полезное, мне необходимо было понять, что такое я нашла. Я обмакнула палец в черную жидкость, совсем чуть-чуть, самый кончик, поднесла его ко рту и сглотнула, как на моих глазах это проделал мистер Сэмсон.

В следующий миг я была уже не я. Вокруг меня все пылает, со всех сторон смыкается пелена дыма и пламени. Таща на руках что-то очень важное, замотанное в ткань, я бегу из комнаты в комнату. Кожа моя вздувается пузырями и трескается, голова обуглилась, волосы с хрустом ломаются. Наконец я выбегаю в ночную прохладу, свежий воздух язвит опаленную плоть, умножая боль. Я падаю наземь.

Из тюка, что я прижимаю к себе, выглядывает обожженное лицо женщины со светлыми волосами и коротким остреньким носом: то самое лицо, что я обнаруживаю в зеркале всякий раз, когда пытаюсь воскресить в памяти образ покойной матери. Эта привычка всегда придавала мне сил, но вот сейчас, узнав знакомые черты, я лишаюсь последних остатков энергии и самообладания. Я кричу, пронзительно кричу во весь голос, мир проваливается в черноту забвения — и я застываю там, как мне кажется, на целую вечность, скованная ужасом при виде собственного тела, распростертого на полу. Я осознаю, что по объятому пламенем дому бежал Джонатан и что на краткое мгновение я прочувствовала все то же, что он — перед смертью.

Кто-то тронул меня за плечо. Я стремительно развернулась, едва не выронив флакон. Позади меня стоял Дункан, прижимая палец к губам, изогнутым в иронической улыбке.

— Теперь вы знаете.

В первое мгновение я подумала было, что немой заговорил, но тут из-за спины Дункана появился мистер Сэмсон с воспаленными красными глазами. Морщины на его лице обозначились четче и глубже, чем за ужином.

— Смерть. Самая разная. — Усталым взмахом руки я указала на строй дымчатых флаконов.

— Много разных видов смерти. — Мистер Сэмсон грузно опустился в металлическое кресло, Дункан пристегнул ремни. — Мы переодеваемся в людей в силу многих причин, но большинство из нас просто хочет покоя. Вечного покоя. А это — возможность хоть сколько-то к нему приблизиться. Эшби, Корнелиус и прочие… они нас боятся. В Упокоение Смерть не допущена. Если однажды станет иначе, тогда смерть для нескольких обернется смертью для всех. — Мистер Сэмсон ткнул пальцем в один из флаконов, и Дункан начал приготовления.

— Я видела смерть. Смерть моего мужа, — с трудом выговорила я.

— В самом деле? Какое занятное совпадение. С другой стороны, у мистера Уотли совпадений не бывает. Он любит играть в свои игры. Что бы вы о нем ни думали, каким бы он ни хотел казаться в ваших глазах, он — великое создание. Он дарит нам покой и мир, пусть всего лишь на несколько мгновений.

Трясущейся рукой я указала на флаконы:

— А где он их берет?

— Он их коллекционирует. Наблюдает в процессе, или что-то вроде того. Хотя не удивлюсь, если какие-то из этих смертей он сам и вызвал — чтобы коллекцию пополнить.

Голова у меня закружилась. Я с трудом поборола приступ тошноты. Человек в черном из моего прошлого был вовсе не призраком смерти. Это Уотли отравлял мне жизнь с самого моего детства. Но оставался ли он всего лишь сторонним наблюдателем моего горя — или отнимал у меня близких одного за другим, чтобы положить начало череде событий, которые постепенно приведут меня в Эвертон, в Сумеречье и, наконец, втянут в эту дьявольскую игру с хозяином дома? Итак, я узнала нечто важное: я по-прежнему не вполне понимала намерений мистера Уотли, но по крайней мере разгадала загадку нашей игры. Главное связующее звено между Сумеречьем и Блэкфилдом — это вовсе не Сюзанна, не няня Прам и даже не Лили Дэрроу. Это я.

— Его нужно остановить, — прошипела я сквозь стиснутые зубы.

— Напротив, миссис Маркхэм. У вас есть своя смерть. Оставьте нам наши.

Дункан поднес потемневший кубик сахара к губам мистера Сэмсона. Джентльмен блаженно захрустел. В следующий миг тело его забилось в конвульсиях — а я попятилась к выходу из комнаты и вернулась к сомнительному комфорту чужой постели в чужом доме человека в черном.

Мы с детьми позавтракали в одиночестве, после чего Дункан проводил нас обратно через сад. Мы вернулись в Эвертон, и я отвела детей наверх в классную комнату, продолжать занятия. Трудно сказать, кто из нас был более подавлен. Мальчики не жалуясь отвечали на вопросы и едва подняли глаза, когда вошла Эллен и сообщила, что мистер Дэрроу просит меня зайти к нему в кабинет.

Я петляла по извилистым коридорам Эвертона, и хотя мальчишка с замочными скважинами вместо глаз пропал бесследно, я никак не могла избавиться от ощущения, будто за мной наблюдают. Это чувство заметно усилилось, едва я переступила порог кабинета мистера Дэрроу. Владелец Эвертона встал из-за письменного стола мне навстречу.