Алексей Федотов - Наследники Ост-Индской компании

— Я часто задумывался: откуда в детях бывает столько зла? – спросил Григорий Александрович. – Как психиатру, мне приходилось видеть столько маленьких монстров! Я часто задумывался над тем, что после Хрущева у нас не было смертных казней несовершеннолетних, а может зря? Ведь бывают совсем маленькие дети, которые с особой жестокостью убивали и истязали своих сверстников…

— Сам ребенок ведь не вполне виноват, что он стал сосудом зла, — ответил священник. – Поэтому правильно, что государство не казнит детей. Другое дело, что зло должно быть наказано, и никакой возраст не должен быть причиной увильнуть от расплаты. Потому что земное наказание останавливает дальнейшую цепь преступлений, самому преступнику дает шанс измениться…

— Ну, я только Достоевского вспомню, из тех, кого тюрьма исправила! – скептически сказал Григорий Александрович.

— Не обязательно тюрьма. И не обязательно наказывает государство. Мне запомнился один рассказ из патерика, про одного святого, жившего в пустынном месте. Львы приходили греть его, спали рядом с ним. И один путник очень поразился, как такое может быть? А святой сказал ему, что через некоторое время эти львы разорвут его. Потому что когда‑то он был пастухом; его собаки напали на прохожего и загрызли его, а он видел все, но не отогнал их… Ничто в мире не пропадает: совершая тяжелый грех, человек сам идет к своей смерти. И чем больше человек умножает свои грехи и беззакония, тем тяжелее для него покаяние!

— Ты меня что‑то напугал: у меня ведь столько всего было! – вздрогнул Григорий.

— Ведь не обязательно наказанием будет что‑то плохое, — улыбнулся отец Аристарх. – Вот ты полностью изменил свою жизнь: ведь очень тяжело временами бывает?

— Бывает, и еще как!

— Это ведь тоже форма искупления греха – не повторять то, без чего долгие годы не мыслил свою жизнь.

— Слишком просто!

— Да нет! Ты еще в самом начале этого пути, а сколько еще будет сложностей! И, возвращаясь к детям: Блаженный Августин писал, что дети называются безгрешными не потому, что у них нет грехов, а потому, что они не могут причинить существенного вреда. И если бы ему предложили на выбор – умереть или вернуться в детство и школу, то он с радостью предпочел бы смерть…

— Ты прямо от этого отца Василия заразился манией цитирования! – усмехнулся Григорий. – Он мне, кстати, дал тоже тут книжку Клайва Льюиса. Там есть письма детям. Так вот он в одном из них очень непедагогично написал, что из трех школ, в которых ему довелось учиться, в двух было хуже, чем в окопах Первой мировой войны…

— Сам видишь, что проблема эта существует всегда. На детях печать грехов их родителей, их предков, а на некрещеных – еще Адама и Евы…

— Где же выход?

— Крестить ребенка, причащать его, но обязательно и родителям изменяться. Все очень сложно!

— Я опять о маньяке: что за «защита» и почему отходила от детей?

— На это нельзя однозначно ответить: мы этого не знаем. Не обязательно все дети были плохими, не обязательно даже кто‑то из их родителей или дедушек и бабушек совершил что‑то страшное. Возможно, если бы они выросли, то могли бы стать такими как этот маньяк, а так – пошли к Богу невинными страдальцами. Но это только предположения, мы не можем этого знать. Знаем только, что Господь властен зло обратить ко благу, как это произошло с последним мальчиком. А что маньяк: ты признал его вменяемым?

— Он, конечно, сумасшедший, слышит голоса, видит призраков. Его сложно признать вменяемым, хотя очень не хотелось бы, чтобы он избежал наказания…

— Его невозможно избежать!

— Я имею в виду и земного!

— И его тоже!

В этот момент у Григория Александровича зазвонил мобильный телефон. Он подключился, минуту внимательно слушал, а потом удивленно сказал отцу Аристарху:

— А он уже не избежал. Покончил с собой, причем очень необычным образом: сунул голову в парашу и захлебнулся.

— Ты думаешь он сам?

— Наверное, да. Он очень любил издеваться над другими, и очень боялся издевательств над собой.

— Тогда у него уже нет никаких шансов быть помилованным на Божием Суде, — грустно сказал священник.

Психиатр–проктолог

Григорий Александрович начал работать в Лузервильском интернате психиатром. Однако его коллега, имевший специализацию проктолога, пытался сопротивляться увольнению. Оказывается, при поддержке Скотниковой, он в свое время выпустил несколько монографий «на стыке психиатрии и проктологии», которые вышли на русском и английском языках в трех странах. За них ему присудили несколько общественных ученых степеней и званий, приняли в ряд общественных академий. На Валерия Петровича все это произвело впечатление – на директора интерната сами слова «монография, изданная в трех странах» производили магическое впечатление, а в чем разница между государственной и общественной системами аттестации научных работников он не понимал. Каким образом Пал Палыч, проявлявший на практике одинаково плохие знания и в психиатрии и в проктологии, и умевший хорошо только пить водку и играть на гармошке, мог писать еще какие‑то научные работы с претензией объединить необъединяемое, для Григория Александровича было загадкой. Однако он честно решил изучить труды новатора медицинской науки и его дипломы.

— Почему же вы хотя бы кандидатскую не защитили в официальной государственной системе аттестации? – поинтересовался профессор.

— Меня признали во всем мире, зачем мне школярсие защиты? – важно ответил психиатр – проктолог.

Гордый Пал Палыч принес своему оппоненту три внушительных книги и четыре очень красивых диплома, где готической вязью было что‑то написано на английском языке. Еще у него был значок «Отличнику здравоохранения» и почетная грамота и медаль Министерства социальной защиты – Скотникова через Зою Георгиевну отмечала тех, кто ей чем‑то нравился. А Пал Палыч очень душевно играл на гармошке…

Через три дня смеющийся Григорий Александрович пришел в кабинет директора интерната:

— Как я и предполагал, все кроме министерских наград – полная ерунда. Но это не просто ерунда, а насмешка. Два диплома выданы от имени международной ассоциации развития проктологического направления психиатрии.

— Разве такая есть? – изумился Валерий Петрович.

— Сейчас какой только дряни нет, но, думаю, что ее не существует. Один из дипломов свидетельствует, что его обладатель является доктором медицины, а второй профессором, но в рамках аттестации конкретно этой организации. А два других диплома еще забавнее. Один из них подтверждает, что Пал Палыч – действительный член Академии Неестественных Наук!

— Но это, наверное, уже дурная шутка? – не выдержал Валерий Петрович.