Антон Зырянов - Я живой!

— Но мы бы могли изменить мир… Спасти людей, возродить цивилизацию…

— Наши женщины не могут родить нам детей, — яростно возразил Игнат. Было видно, что он может сорваться в любую минуту. — С чего ты решил, что мутантов не постигнет та же участь? Тогда человечество точно вымрет.

— Мутанты способны к деторождению… — спокойно ответил Док.

— Откуда ты… — Игнат не успел договорить. Док рывком подскочил к безмолвно стоящему возле стены радисту и, развернув его лицом к уберам, прижал к шее опешившего мужчины нож для резки бумаги, который, незаметно от уберов, стащил со стола.

— Стоять! — крикнул ученый и надавил на лезвие, отчего на шее у Володи выступила капелька крови. — А не то я перережу ему горло!

Игнат разразился злым, с истеричными нотками, хохотом. Даже Бер, который до сих пор стыдливо молчал, улыбнулся по-настоящему идиотской выходке ученого.

— Ты выжил из ума, старик! — сказал Игнат весело. — Ты и правда считаешь, что жизнь этого жалкого человечка что-то для меня значит? Думаешь, я не смогу найти радиста? Или разобраться с техникой сам? Ну давай, валяй! Как говорили раньше: взялся за нож — бей!

«Прости», — еле слышно прошептал Валентин Петрович и полоснул растерянного радиста по шее, перерезав сонную артерию. Брызнула кровь, мужчина схватился за рану и повалился на пол.

— Зачем ты это сделал? — растерянно сказал Игнат, как завороженный наблюдая за попытками радиста, слабеющего с каждой секундой, зажать руками кровоточащий порез.

— Вы бы все равно его убили, он слишком много видел — ответил Док, сжимая бесполезный против уберов канцелярский нож, и про себя добавил: «Но теперь он не расскажет вам о моем разговоре с Дедом»…

Утро выдалось солнечным. Люди, изголодавшиеся по теплу, с удовольствием подставляли лица теплым лучам.

Только Калым не радовался погоде. Дурные предчувствия начали одолевать опытного торговца еще ночью, мужчина просто не мог сомкнуть глаз. Если бы не договоренность с Дедом, человеком педантичным и злопамятным, Калым ни за что не поехал бы в Оплот… Но на кону были огромные деньги, как говорится: риск более чем оправдан.

Старенький УАЗик натужно рычал, но тянул прицеп с дорогим грузом.

Гюнтер не обманул: самый загадочный искатель, из всех, с кем Калым когда-либо сотрудничал (а знал он, почитай, всех бродяг Некрополя) притащил-таки «товар года», как он сам выразился.

Расово-правильный сталкер снабжал торговца военным хламом времен Великой Отечественной войны. Причем, рабочим хламом. Однажды он со своим компаньоном притащил в офис Калыма, который находится в одном из административных зданий базы Девятка, шесть отлично сохранившихся карабинов… образца сорок четвертого года (или просто КО-44), на базе винтовки Мосина. Состояние не идеальное, но рабочее. А к ним еще две сотни семь-шестьдесят-вторых.

Гюнтер тащил и немецкое, и советское индивидуальное стрелковое оружие времен Великой Отечественной войны. Всегда в рабочем состоянии, почти всегда с боезапасом.

Как не ломал голову Калым, откуда искатель достает такие раритеты — ему оставалось только теряться в догадках. А человека, которого торговец отправил следить за мутным искателем, в офис так и не вернулся. Его больше вообще никто никогда не видел. А Гюнтер, как ни в чем не бывало, продолжал толкать Калыму свое барахло.

Но то, что он продал ему в последний раз, привело дельца, всякого повидавшего на своем веку, в полнейшее изумление. Точнее, сначала Калым подумал: «Как он это сюда допер?», а уж только потом: «Где он это взял?»

Если бы заказ не был таким важным, а груз не был таким ценным, торговец бы не сунулся в Некрополь лично. Да, давненько он не сопровождал свой товар.

И все-таки, опытного, битого жизнью дельца, начавшего мародерствовать с самого начала пандемии, сколотившего неплохое состояние, организовавшего собственный бизнес и собравшего команду опытных выживал, не покидало чувство тревоги, которое, по мере приближение к Оплоту нарастало все сильнее.

— Шеф, че-то ты какой-то напряженный, — сказал Миха, штатный водитель. Парень веселый, но туповатый.

— Смотри на дорогу, — Калым заметно нервничал. Он то и дело смотрел по сторонам, часто курил и вообще, был на взводе.

С заднего сиденья раздался смачный храп.

— Да вы там что, в край ох…ли? — заорал Калым, не выдержав внутреннего напряжения.

Братья Орловы, двое здоровенных белобрысых детин, похожих друг на друга, как две капли, с удивлением уставились на шефа. Два года назад торговец выкупил их у вояк, когда приезжал в Село за солярой. Бойцы собирались вздернуть братьев — они, как оказалось, в течении года воровали с фермы кур и прочие «ништяки», вместо того, чтобы батрачить фермером или трудится на вышках. Калым искал замену погибшим торгашам (придурки несли партию лекарств, которые делец очень выгодно купил у заезжего дилера, и, решив срезать путь к базе Трактор, пошли через совхоз, где их мертвяки и сожрали). Так что две вакансии у него на тот момент имелись…

— Да мы это, Калым, мы… — начал оправдываться Семен.

— Мы ж так, покемарить мальца, — поддержал брата Костик.

— Я, б…, вам дам, покемарить! — не унимался торговец. — Еще один косяк — вылетите из машины на х…! Побежите за прицепом.

Братья недовольно завозились, деловито проверяя АКСУшки, отсоединяя и прищелкивая рожки, да так и остались сидеть с оружием в руках, сделав до жути сосредоточенные физиономии, как у коммандос из старых голливудских боевиков.

Резкий толчок сначала заставил людей дернуться вперед, а затем вжаться в спинки кресел. Автомобиль начал набирать скорость.

— Стоять! — крикнул Калым, наблюдая в зеркало заднего вида, как удаляется прицеп с грузом…

Мало кто из живущих ныне людей помнили Шныря. Невзрачный попрошайка, вечно канючащий мелочь и сигареты — личность, не самая достойная внимания. Люди вообще редко запоминают ничем не примечательных субъектов, а таких, как Шнырь — и подавно.

Но если бы кто-то и вспомнил забитого чмошника, вряд ли узнал бы его теперь, когда он стал Вожаком: безжалостным, хитрым, не знающим страха убийцей, обзаведшимся стаей.

Да и внешне бывший доходяга изменился так кардинально. Подкожный жир, обновленный организм довольно быстро переработал, сжег. Поглощаемая пища тут же шла на наращивание мышечных волокон. Даже строение скелета менялось — мутанту такая трансформация поначалу доставляла невероятные мучения, но и к боли он привык. Боль напоминала ему, кем он был. Она же напоминала ему, кем он стал, и кем еще может стать. Муки плоти были незначительной платой за расставание с жалким, нелепым прошлым недочеловека. Мутант становился сильнее, тяжелее, выше, каждая съеденная собака, крыса или голубь меняли его тело, совершенствовали его, делали сильнее. Да и теперь, когда пасынки были не так глупы, как сначала, и снова могли пользоваться оружием и понимать простые приказы, стало значительно легче добывать еду. Вот только тело требовало другого мяса. Монстр это чувствовал.