Антон Зырянов - Я живой!

«Повреждение Объекта было настолько сильным, что симбиоты просто не справились с регенерацией. Мы пытались спасти пострадавшего, но наши технологии оказались бессильны…»

Ну подумаешь, научный бред. Но, услышав пару знакомых слов, я все-таки решил послушать дальше…

«Исходя из анализов, которые я смог произвести в лаборатории, любезно предоставленной генералом, трудно сказать что-то определенное… Но, все-таки, учитывая феноменальные различия на клеточном уровне, могу предположить, что Объект и симбиоты, возможно, с разных планет. Это только предположение, но в его подтверждение есть пара веских доводов…»

Доводы Дока были, наверняка, очень и очень вескими, вот только я быстро запутался в научной терминологии… Но то, что он сказал — поразило меня. Теперь аудио-дневник ученого стал для меня новым развлечением… Хотя, каким там новым — единственным за последние месяцы, если не считать уже порядком надоевшую игру в нарды с убером Васей.

После свинарника, я со всех ног несся в баню, чтобы смыть с себя ненавистную вонь, после чего, сыграв пару ритуальных партий с вернувшимся из караула, учений или рейда Васей, садился за ноутбук, под предлогом поиграть в Fallout (классический — он был установлен на лэптоп).

«Симбиоты продолжали регенерацию тканей пилота даже после крушения «транспорта». Они восстановили обожженную поверхность кожи Объекта почти до первоначального состояния — мы сверяли восстановленные ткани с уцелевшими. Но, к сожалению, внутренние органы Объекта были повреждены слишком сильно. Симбиоты не справились, пилот погиб, но самое удивительное — они не остановили регенеративный процесс»…

Это было круто. Я прикоснулся к тайне, к настоящей тайне. Возможно, я был единственным живым человеком, который обладал столь интересными и, пожалуй, бесполезными данными.

«Мне удалось вывести генодары — вирусные микроорганизмы, способные изменить мир… Это открытие сделает меня, как ученого, бессмертным, оно превратит меня в мессию, в спасителя. Можно забыть про генетические болезни — генодары будут внедрять в организм человека гены симбиотов. Когда вирус адаптируется, организм будет самостоятельно восстанавливаться и регенерировать… Это шаг на пути к бессмертию…»

Смутные подозрения зародились на подсознании и начинали крепнуть по мере того, как я слушал восторженные высказывания «чокнутого профессора».

«Военные требуют предоставить им образцы оружия… У меня есть, что им предложить — это побочный вирус, неудачный эксперимент. Предшественники генодаров — генофаги, в какой-то степени, обладающие схожими свойствами… Вот только носителю этой заразы нужна будет постоянная подпитка живыми белками, иначе генофаги поглотят его организм… Хотя и умереть они ему не дадут, будут питаться его клетками до последнего, доводя носителя до безумия постоянным чувством голода…

Это слишком страшное оружие, которое не должно попадать в руки военным. Вместо оружия Апокалипсиса они получат совершенных солдат — уберсолдеров, как я их называю, о таких мечтал, но так и не дождался, Адольф Гитлер… Единственная польза от генофагов — они намного дольше продлевают жизнь носителя — если тот будет постоянно подпитываться свежими белками, то сможет жить невероятно долго. Если совместить полезные свойства генодаров и генофагов, можно будет побороть саму смерть…

Третья подопытная группа была уничтожена. Да, я осознаю, что творю зло — но я это делаю ради будущего, ради величия человеческой расы. Я изменю этот мир, во что бы то ни стало».

Предчувствие сбылось. Мысли и догадки, не успевшие обрести четкость, были подтверждены записями сумасшедшего ученого. Да, ублюдок, ты действительно изменил мир…

«Игнат клялся мне, что уничтожил все образцы побочного вируса, но у Шарипова каким-то образом сохранился образец… Теперь этот недоучка будет разрабатывать бактериологическое оружие… Сукин сын, откуда у него доступ к моей лаборатории? Нельзя допустить испытаний».

«Раньше надо было думать, ган…н», — подумал я тогда с ненавистью, слушая натуральную истерику Дока.

«Я был у генерала Пантюшина. Общение со старым товарищем меня успокоило. Он уверял меня, что никаких испытаний проводиться не будет. Я попросил его ни в коем случае не направлять «добровольцев», в лице «погибших во время пожара» заключенных к Шарипову. Он уверил меня, что этого не произойдет…

Сегодня я буду испытывать У-вакцину на добровольцах. На этот раз — на настоящих добровольцах, а не на том генетическом мусоре, который присылает мне Пантюшин. Я отобрал их лично. Нет причин беспокоиться — кандидаты подходят полностью. Немного об особенностях…»

Дальше шел какой-то научный бред, который сводился к одному — добровольцы были настоящими физкультурниками с отличными генами, без вредных привычек, операций, серьезных травм и заболеваний… В общем, цвет нации.

«Генодары практически себя не проявляют. К сожалению, ничего, кроме улучшения рефлексов, моторики, незначительного ускорения обмена веществ и немного увеличившейся способности к регенерации у подопытных не наблюдается. Более того, генодары полностью привязываются к носителю, перенимая его гены — то есть, попав в кровь в чистом виде, вирус быстро приспосабливается, но он уже не сможет выжить в организме другого носителя. То есть он не заразен. Да, мы получили отличных, сильных солдат, но не новый вид… Придется начинать все с нуля…»

Не зря старый хрен вспомнил Гитлера — уж они бы с Адольфом нашли общий язык. И в «подопытных» не было бы никакого недостатка…

«Мне позвонил Пантюшин. Генерал был взволнован — кажется, что-то произошло в лаборатории Шарипова — из его сбивчивых объяснений я толком не понял… Надеюсь, я ошибаюсь… Надеюсь, что генерал меня не обманул, и Шарипову не позволили испытывать генофаги на живых людях…»

Это была последняя запись. Я достал из-под подушки заначку — кисет с табаком, который я наглым образом увел у одного фермера, и вышел на улицу. Говно, конечно, но мне всегда хочется курить, когда настроение ни к черту… А такое настроение у меня здесь частенько случается.

Я набил трубку и, чиркнув колесиком потрепанной зажигалки с гордой надписью «Sippa» на потертом корпусе, принялся её раскуривать. Горький, горячий дым самосада заставил меня закашляться, но поступивший в кровь никотин помог немного успокоиться и собраться с мыслями.

Лев Моисеевич не жалел, что не встал в ту ночь на защиту базы. Какова вероятность того, что старого, больного человека не убили бы в самом начале бойни — а то, что это была именно бойня, сомнений не было. Агрессоры играючи сломили оборону базы и с легкостью расправились с её защитниками. Люди, превосходившие нелюдей численностью чуть ли не в тридцать раз, были забиты страшными существами, как скот. Их крики до сих пор будят Льва Моисеевича посреди ночи и не дают уснуть до самого утра… Но это не повод опускать руки — уж лучше прислуживать новым богам и оплакивать павших, чем погибать рядом с героями.