Мария Куприянова - Раскалённая луна

— Сдурел?! Мы на девятом этаже!

Это, конечно, дело меняло. На смуглом лице Перса промелькнула тень раздумья, после чего он заключил:

— Да, пожалуй, ты еще не готов. Тогда вон туда — на крышу пятиэтажки. Она как раз подходит к дому.

Час от часу не легче!

— Да тут минимум метров четырнадцать! От нас места мокрого не останется!

Перс взлетел на парапет, ловко балансируя на краю, больно схватил меня за плечо, его лицо исказила яростная гримаса.

— Зря время теряешь! Ты — охотник! Либо прыгаешь сам, либо я собственноручно вышвырну твою задницу!

— А как же Вальтер? Альт?

— Они сами о себе позаботятся. Давай! Живее!

Что я делаю? Да тут не то, что руки-ноги переломаешь, богу душу отдашь! Крытая толем крыша темнела внизу, предвещая очень жесткое падение… С другой стороны, удалось же мне порвать рабицу на стройке, и вырвать из земли кусок бетона?

Глубоко вдохнув, я оттолкнулся изо всей силы и прыгнул…

Несколько мгновений. Мой полет длился всего несколько мгновений. Говорят, за такой срок перед глазами может пронестись целая жизнь. Но ничего подобного со мной не произошло. Ветер ударил в лицо, засвистел в ушах. Дух перехватило, внутри все оборвалось, а сердце пропустило удар. Пятно крыши стремительно приближалось… Я ударился ногами о твердую поверхность, неуклюже завалился на бок и едва не врезался в вентиляционную трубу. Поднялся и запрокинул голову кверху. Вон мой балкон, моя квартира — яркое пятно в громадном скворечнике…

С ума сойти! Получилось! У меня действительно получилось! Но мое ликование прервал Перс, прыгнувший следом. В отличие от моего, его приземление выглядело куда эстетичнее и грациознее. Словно он всю жизнь занимался паркуром.

— Что тормозишь? — гаркнул он. — Давай, вниз!

Не давая опомниться, он сиганул с крыши пятиэтажки. Я — за ним. И снова ветер в лицо, и снова удар об землю, на этот раз менее удачный. В колене стрельнуло болью, нога подогнулась.

— Твою ж…

— В машину!

В затормозившей рядом иномарке уже устроились Альт и за рулем — Вальтер. Перс кинулся на заднее сидение, дернув за собой и меня. Как только дверь захлопнулась, машина рванула с места.

— Пожитки соберешь позже, — обернувшись, сказал Альт. Он тяжело дышал, по лицу струился пот, смешанный с черной упырской кровью. Вальтер выглядел не лучше — его щеку рассекал глубокий порез.

Мы вырвались со двора на проспект и теперь ловко лавировали в автомобильном потоке. Хорошо, что пробок нет.

— А кто… уберет там все? — я представил, как в мою квартиру приходят соседи, видят разбитую посуду, перевернутую мебель и горы разлагающихся, смердящих трупов…

— Не волнуйся, зачистка позаботится.

От всего пережитого голова шла кругом. Охотники, вампиры, схватка и полет с балкона в черноту… Жизнь совершила крутой поворот, осознать который в одно мгновение невозможно…

— Мы ведь едем в как ее там… Обитель? — я скорее констатировал факт, нежели задавал вопрос.

— Да, там безопасно. Для всех нас. — Альт отвернулся и замолчал, давая понять, что разговор окончен.

Я откинулся на заднее сидение и прикрыл глаза. По крайней мере, сейчас за нами никто не гонится и можно просто отдохнуть.

Зима опаздывала. Обычно в это время снег уже лежал на мостовых и крышах домов, сугробами подпирал заборы и обнимал деревья, но в этом году холода решили не торопиться. Ясная погода радовала и обещала благополучный исход длительному, полному лишений походу Великой армии Наполеона.

Но даже солнце не могло светить вечно. Каждую ночь зима напоминала о своем приближении, сковывая инеем ветви деревьев, превращая раскисшую за день уличную грязь в смерзшиеся бугры. С восходом луны мороз, будто оживший зверь, дышал в затылок стылым воздухом, забирался под мундир, заставляя не привыкших к холодам солдат сильнее кутаться в шинели или в одеяла.

Сколько миль пройдено? Сколько шагов сделано через всю Европу? Сколько принято кровавых сражений? И ради чего? Ради того, чтобы застрять в этой громадной стране, без крова и продовольствия, прямо накануне суровой русской зимы.

Анатоль Легран, вольтижер гвардейского полка, всегда верил в победу, и в то, что избран участвовать в великом походе. Каждый день, каждый час, с момента вступления в армию, он верно служил Императору и Отечеству. В атаку бросался одним из первых, сражался храбро и умело, завоевывая уважение однополчан и обращая на себя внимание командующих. Он привык добиваться цели, всеми силами приближая победу.

Так было раньше. Так было до того, как они увязли в этой бескрайней и хмурой стране с бесконечными лесами и непроходимыми дорогами. Так было до того, как армия, носящая звание Великой, начала деградировать, постепенно превращаясь в сброд пьяниц, насильников, мародеров. Так было до того, как они застряли в этой измученной, почти дотла сожженной Москве.

Нет, не так Анатоль представлял себе победу. Древняя столица лишь на миг показала свою красоту, блеснула золотыми куполами, изогнулась фасадами изящных зданий, поманила спрятанными в своих недрах сокровищами, а потом утонула в пожаре…

Огонь уничтожил не только значительную часть города. Он уничтожил победу, которая, казалось, была совсем рядом. И уже ни приказы командования, ни увещевания, ни наказания, не могли призвать распустившуюся армию к дисциплине. За время похода Легран увидел многое, но даже он, закаленный боец, не мог не ужаснуться тому, что происходило после того, как Великая армия вступила в Москву.

Зарево пожара устрашало — казалось, горели земля и небо. Бешенное пламя металось по улицам, пожирая и сметая все, что попадалось по пути. Оранжевые искры, смешанные с непроницаемым, удушающим дымом, взмывали ввысь, словно извергаясь из кратера невидимого вулкана.

А когда огонь, наконец, утих, брошенный город наводнили мародеры. Они, будто стая голодных гиен, рвали тело раненного льва на части. Баварцы, итальянцы, поляки, а подчас и сами французы, до последнего сохранявшие дисциплину, рыскали в домах и особняках, прикрытых пеплом, словно траурным платком. Грабители набивали телеги драгоценностями, картинами, тканями, мехами, посудой — всем тем, что чудом уцелело после страшного пожарища. Ничто не могло остановить солдат: ни жуткий смрад, источаемый полусгнившими трупами людей и животных, ни шаткие, готовые развалиться при малейшем порыве ветра полусгоревшие здания, ни оставшиеся в городе русские, жестоко сопротивляющиеся иноземцам.

Приказ об отступлении подвел черту бессмысленного пребывания французской армии в спаленной, разграбленной, но так и не завоеванной столице.

Впереди вновь ждала дорога, полная опасностей и трудностей, но Анатоль, вопреки всему, не испытывал горести и сожаления. Он не желал более оставаться в этой жестокой, ледяной стране, и все чаще думал о возвращении на родину. Глядя на видневшиеся сквозь мрачные тучи клочки синего неба, Легран вспоминал море, возле которого вырос и которое любил всей душой. Теперь у него достаточно средств, чтобы начать самостоятельную жизнь, жениться на Люси, завести детей…