Людмила Романова - Таинственные старушки, загадочные прохожие и незваные гости

– Надь, выходи скорее, а то все уже ушли на каток.

– Иду крикнула Надя, она быстро надела костюм, натянула на себя пуховую шапочку с двумя помпонами, схватила коньки, и побежала из комнаты в коридор. Пока она бежала по коридору, она, почему– то постепенно теряла это радостное настроение и что-то смутное вдруг зародилось в ее душе, какой-то вопрос, какое-то несоответствие, она силилась понять, и вдруг вспомнила, что Женька уже не живой, он убит в первые дни войны, а как же тогда?! Мама была уже на лестнице, как ей пришла в голову эта мысль. Она еще старалась найти логику и разгадку того, что она бежала к Женьке, который сейчас махал ей рукой с улицы, и она знала, что Женька убит. Весь их класс погиб в тот день. Она вдруг поняла, что картина с Женькой и ее теперешние мысли имеют разный возраст, ей уже не пятнадцать, и на каток она не ходила очень давно, всю войну. И война уже кончилась, и отец умер в сорок шестом. Она остановилась, и в это время увидела отца, который стоял рядом с Женькой в дверях, и говорил ей,

– Надь вернись, у нас с Женькой дела, мы должны уйти. Потом на каток пойдете.

Надя, даже споткнулась от неожиданности, она неловко присела на ногу, и покатилась, покатилась по лестнице, и было так страшно, потому что можно было разбиться, такая длинная она была и так быстро набрала скорость Надя.

– Ой! – захватило у нее дух, и мама проснулась с мурашками на коже. Но очень быстро пришла в себя.

– Сколько сейчас времени, хоть бы уже было утро и нужно было вставать! – подумала она с надеждой.

Но внутренние часы говорили, что проспала она совсем не долго.

– Ну и что! Ничего я не боюсь! – сказала сама себе мама, прислушиваясь, работает ли репродуктор. Он молчал.

– Значит, уже больше двенадцати! Ну и ладно. Дверь у меня закрыта, и свет горит, – подумала она, взбадривая себя этим.

– А вот и нет, Надюх. И света нет, и дверь открыта! – услышала она чей-то голос.

– Кто это говорит? – подумала со страхом Надя, и зажмурилась еще сильнее, и постаралась уйти в то состояние сна, потому что пусть это лучше будет сон, чем такая кошмарная явь.

Она, вдруг, проснулась еще раз и открыла глаза. За окном уже начинало светлеть. Но в комнате света не было! Лампочка не горела!

– Я же ее не выключала!? – подумала Надя, содрогнувшись, что она спала одна в темноте. И света нет! –вспомнила она ночной голос.

В это время заиграл Гимн Советского Союза, и ей стало весело.

– Союз не рушимый… – запела она вместе с ним и успокоилась совсем.

Потом были последние известия, а потом зарядка, и Надя встала, зажгла фитильки керосинки и поставила зеленый чайник. Вскипятив себе чая, и посмотрев на соседние окошки, Надя посмотрела вниз под окно. Под ней на снегу отражалось зажженное окно нижней квартиры.

– Тетя Лида тоже встала. Хорошо, когда людей полно! – подумала Надя.

Она одела шляпку, накинула на себя шубку, и взяв сумку, пошла к двери. Дверь была открыта!

Да!? – пронеслось в голове у Нади, « И дверь открыта…» – снова вспомнила она. От этого совпадения, мурашки снова пробежались у нее по спине. Надя быстро выбежала на улицу, не закрывая все двери по порядку, а только входную уже на улице.

Потом уже, она одна дома не оставалась долго, потому что бабушка больше никуда не уезжала. А потом началась весна, и день стал длиннее и веселее. А потом, она вышла замуж за Петьку, и они жили в этом доме втроем. И потихоньку страхи улеглись. Ко всему привыкаешь, и все проходит.

Тоска по отцу еще часто навещала ее душу, но к сорока дням, все стало более– менее терпимым. Жизнь шла своим кругом и все дальше уходила от той точки, когда отец был с ними. И уже было жалко, что от страха, она с ним еще раз не поговорила, тогда, когда он приходил, и стучался

– Ведь он же даже разговор начал про дверь и про свет… – думала она.

Ей потом сказали, что когда покойник зовет к себе, это плохо, можно умереть.

– А Женька звал. На каток. А отец не пустил! А, может быть это все нервы, – думала мама.

Правда она вспомнила, как однажды после этого, когда она возвращалась с работы позже обычного, на просеке было пустынно и темно.

– Ничего, сейчас добегу, – уговаривала себя Надя, и в основном она думала о том самом коридоре, который ей нужно было пробежать.

– Стой, – маму кто– то схватил за руку и приставил нож. Снимай шубу. На маме была красивая шубка из оленя, и она очень испугалась, и не успела даже ничего сказать, ни вскрикнуть, ни снять с себя шубку, от неожиданности. В сумочке были документы, и она испугалась за них. Но другой голос сказал, – отпусти ее, ее не будем.

Мама, почувствовала толчок в спину и услышала: «Мотай быстрее отсюда!»

И мама побежала. Пока она бежала, не оглядываясь, до своей калитки, она вспомнила и прокрутила в мозгу все. Голос был знакомый, но чей она вспомнить не могла. Она слышала, что последнее время с людей в Ильинке шубы снимают, раздевают, как говорили тогда, но не думала, что и с ней могло быть тоже, самое. Она всегда возвращалась с работы и шла по просеке не одна, и вот сегодня, задержалась и, пожалуйста. Но чей это был голос, и почему ее отпустили? Значит, это был кто– то знакомый? Но она так и не вспомнила и не поняла кто это. И роста то небольшого, или очень молодой, или…женщина…!!!

– Может быть, отец ее тогда от этого спас? – думала она, когда сидела дома и рассказывала своей маме и Лидии Петровне этот случай.

– Может быть, – сказала бабушка и тетя Лида. Точно спас. Он же тебя очень любил.

– Надя, не ходи по ночам, сейчас хулиганья всякого полно. Один раз повезло, а второй… – сказала бабушка, качая головой.

– Я же говорила, – сказала Лидия Петровна. Чего мертвых бояться, они уже не встанут. Живые страшны!

– Да, отец меня любил, – подумала Надя. Но Женька тоже! А, он наверное ее просто предупредить пришел, через сон. Надо же, получается, они все знают, что с нами здесь происходит?! – удивилась она.

– А кто же свет выключил? – думала потом Надя, и дверь открыл…. Отец бы ее пугать не стал! И Женька тем более.

Конец