Виталий Вавикин - Вендари. Книга первая

Он представляет себя хозяином. Представляет, как окружит себя слугами, которым он не даст ни одного шанса, чтобы восстать против своего господина. И уж тем более он не станет ограничиваться одной женщиной. Ему вообще не нравятся женщины. В их глазах всегда есть жизнь и какой-то незримый смысл. Униженные и сломленные, они продолжают бросать ему вызов. Вимал вспоминает Крину. Никогда и ни к кому из ныне живущих он не испытывал столько ненависти. Эта Крина, этот молодой раб древней твари Вайореля, унизила его своим отказом. Унизила тем, что набралась силы и запретила издеваться над собой, унижать себя…

Вимал сидит за рулем «мустанга» и наблюдает за Надин – за слугой Гэврила, жизнь которого скоро закончится. Когда дороги Надин и Вимала пересеклись, она тоже дала ему отпор. Этот одинокий слуга одинокого бога. Она унизила Вимала, заставила отступить, чтобы не нарушить закон, посягнув на собственность Гэврила. Но Гэврил скоро будет мертв. И эта Надин слишком сильно похожа на Крину: здесь и сейчас, на этих темных улицах.

Созданные Гэврилом тени клубятся за границами, которые чертит на земле свет фонаря. Надин разговаривает с незнакомой Вималу женщиной. Она хочет найти нового слугу. Когда-то давно Тсера тоже искала слугу, искала замену себе. Эта ненавистная Тсера – женщина, которая была так сильна, что Вимал боялся смотреть на нее. Но пустота хозяина не принесла ей ненависти. Тсера ушла, сгорела, насмеялась над всеми слугами, над их ненавистью и жаждой получить силу хозяина. И еще Тсера заразила своей надменностью Крину…

Вимал так сильно стиснул зубы, что они скрипнули. Он был безумен. Знал это и наслаждался этим. Сейчас Надин была центром его безумия. Сейчас у нее было лицо всех женщин, которых он ненавидел. «Мустанг» сорвался с места. Заскрипела резина. Надин обернулась слишком поздно. Вимал засмеялся истерично, почти плаксиво.

– Какого черта ты сделал? – спросил Пачджо, но удивления или укора в голосе не было.

Время пришло. Колокол пробил. Битва слуг и хозяина была не за горами. Оставалось последнее испытание на пути к вершине, к трону Вайореля – слабый и безумный Гэврил. Сразившись с ним, они поймут, на что способны. Но до тех пор нужно оставаться слугами.

– В таком случае нам придется убить Крину, – сказал Пачджо, прочитав мысли Холдора. – Мы спрячем ее тело, затем придем к Вайорелю и скажем, что Гэврил похитил и убил его фаворита. В отместку мы покалечили слугу Гэврила и ждем приказа начать войну.

– Только можно я сам сверну шею Крине? – спросил Вимал, спешно сглатывая слюни, которые текли при мысли о холодном блюде под названием месть Крине. Месть женщине, лежавшей сейчас в объятиях своего любовника Эндрю Мэтокса, который запомнит эту ночь смерти на всю жизнь.

Его спасение было чудом. Окровавленный, с изодранным в клочья телом, он бежал по ночной улице. Холодные, безразличные к земной жизни звезды висели высоко в небе. Страха не было. Лишь холодная ненависть, пронизывающая до костей, словно зимняя стужа. Все произошло очень быстро. Если бы Крина последний год не приносила Мэтоксу регулярно кровь Вайореля, то он был бы уже мертв. Но кровь вендари в его теле придавала сил, исцеляла раны. Кровь вендари и жажда мести.

– Почему я должен верить тебе? – спросил Вайорель, когда Мэтокс пришел к нему. – Почему должен доверять такому молодому слуге? Разве у тебя хватит сил, чтобы одолеть таких, как Вимал, Холдор и Пачджо?

– Крина говорила, что я особенный.

– Для женщины каждый мужчина, в которого она влюблена – особенный.

– Значит, я сделаю это сам. Один, – Мэтокс развернулся, собираясь уйти. Полученные раны еще кровоточили, но края разорванной плоти начинали стягиваться, срастаться. Впервые в эту долгую ночь Мэтокс ощутил злость – чистую, яркую, без примеси страха и сомнений. – Крина доверяла тебе! – сказал он Вайорелю.

Воспоминания о ее насильственной и мучительной смерти ворвались яркими картинками в сознание вендари. Вайорель вздрогнул. Никогда прежде ни один смертный не имел столько силы, решимости и боли, которую мог передать ему – существу древнему, как сама пустота, из которой зародился весь этот мир. «Крина мертва, – понял наконец Вайорель, несмотря на то, что Мэтокс сказал об этом уже десяток раз. – Мертва. Мертва. Мертва». Чувства спутались. В последний раз Вайорель испытывал нечто подобное, когда умерла Тсера – его верный друг и вечный спутник. Но она нашла для него замену своей дружбы и преданности – Крину. А теперь Крина мертва. И нет никого, кто смог бы скрасить вечное одиночество, спасти человечность, помочь сохранить рассудок и не превратиться в жадную до крови ненасытную тварь, крадущуюся тенью по ночным улицам, чтобы утолить жажду.

Вендари вырождались. Впервые Вайорель столкнулся с этим в Румынии. Хозяин пастбища стал монстром, животным. Тогда Тсера сказала, что если вендари не будут контролировать голод и сдерживать пустоту внутри себя, то рано или поздно все они превратятся в подобных монстров. Кровожадная тварь тявкала и рычала. Она изменилась, утратила прежние черты. В ее глазах была жажда, вечный голод. Вайорель чувствовал стыд за своего сородича. На глазах молодой служанки Тсеры он сразился с этой тварью. Голод придавал бывшему вендари сил, инстинкты вели вперед, превращали в идеальную машину для убийства, но монстр не знал, что такое хитрость и логика. Став животным, он утратил остатки разума, остатки коварства. Он был сильнее Вайореля, но Вайорель не собирался биться честно.

Он заманил монстра на старую мельницу. Ветер был сильным. Жернова гремели, перемалывая муку. Вайорель был ранен. Ни один человек не мог убить вендари, ни одно животное. Но тварь перед ним не была ни человеком, ни животным. Тварь все еще была вендари, которого мог убить лишь другой вендари. И все в ту ночь было на грани жизни и смерти. Тогда Вайореля спасла Тсера.

Он не велел ей приходить на мельницу, но она ослушалась. Она всегда была слишком своенравна, но тогда это своенравие спасло их обоих. Голодная тварь взвыла. Жажда крови на миг взяла верх. Зубы щелкнули, взгляд устремился к Тсере. Все это длилось мгновение, но этого хватило Вайорелю, чтобы сбросить деградировавшего вендари в жернова мельницы. Тварь кричала, выла, захлебывалась собственной кровью, собственным безумием, но не могла умереть.

Вайорель спустился к жерновам. Уродливый сородич тяжело дышал. Его взгляд искал варианты спасения, мести. Но тени в углах стен уже оживали – пустота, подчинявшаяся хозяину. Вайорель давал ей жизнь до рассвета так же, как когда-то давно в сплошной пустоте была дана жизнь вселенной, планете, людям и вендари. Была дана до рассвета. Как оживленные тени умирают утром, так же когда-нибудь умрет и весь этот мир. Превратится в ничто. Станет тем, кем и был когда-то. Все сущее. Все живое и мертвое. Вайорель знал это. Каждый вендари знал это. Как знали ожившие тени, что умрут с лучами рассвета. Но до утра они могли жить, существовать, как и все вокруг существует до дня, когда настанет последний рассвет для всего. Существует, наполняя жизни, созданные пустотой, смыслом и целями. Взять хотя бы эту тварь, застрявшую в жерновах мельницы…