Виталий Вавикин - Вендари. Книга третья

Лана и не настраивалась, считая, что жизнь закончилась. Все. Финиш. Она станет уродцем и убьет себя. И никакой жизни в резервации. Никакого существования. Лана перестала выходить на работу, продала все, что у нее было ценного. Суета помогла отвлечься, но потом тяжелые мысли вернулись. Особенно сложно было в одиночестве полупустой квартиры, где не осталось ничего, кроме кровати и гардероба с одеждой.

«Наверное, смерть начинается с одиночества», – подумала Лана и убедила себя выйти на улицу и немного отвлечься. Она никогда не ценила эту жизнь, хотя и считала, что впереди минимум полвека, а возможно, и больше. Сейчас счет шел на недели. Позвонить родителям, поговорить с друзьями – к черту все эти слезные прощания. Лана бродила по шумным улицам родного города, планируя, как лучше лишить себя жизни.

В голову не приходило ничего подходящего. Резать вены было как-то грязно и мерзко, а повешенье ассоциировалось с каким-то извращенным фетишем, где затянутые в кожу люди подчиняются и доминируют, получая удовольствие от всех этих веревок и ненастоящих удушений. Можно было попробовать пробраться на крышу какого-нибудь небоскреба или на мост, чтобы прыгнуть оттуда, но в реальности это оказалось еще более сложным, чем купить оружие. Лана сделала выбор в пользу таблеток.

Подруга сказала, что в аптеках ей вряд ли смогут помочь, но дала адрес одного дилера, поставлявшего свой товар преимущественно подсевшим на транквилизаторы богатым домохозяйкам да стареющим актрисам. Лана позвонила ему и договорилась о встрече. Она нервничала и тщетно пыталась скрыть, что собирается убить себя товаром дилера. Что касается дилера, то он решил, что у нее абстиненция и заломил цену, которую не могла позволить себе Лана. Пара грязных намеков на близость в качестве погашения недостающих средств сначала заставили Лану растеряться, а затем вызвали гнев.

– Никогда не думала, что стою так много, – сказала она дилеру.

– Ну, мы ведь только начинаем наше сотрудничество, – пожал он плечами. – Считай это моим долгосрочным вкладом. Никогда не знаешь, когда понадобится молодая и свежая… – и Лана услышала пару непристойностей касательно своих половых органов.

Гнев закипел в груди, поднялся алыми пятнами к шее.

– Ну так как? Мы договорились? – спросил дилер и осторожно протянул руку, чтобы прикоснуться к щеке Ланы.

Она не отстранилась. Дилер улыбнулся, поманил ее к себе и поцеловал взасос, переместив руки с лица Ланы на ее ягодицы, а затем поднявшись к груди.

– Хороший товар, – подытожил он. – У нас обоих хороший товар. – Он улыбнулся и предложил пойти в его машину.

– Ну, в машину, так в машину, – сказала Лана, глотая гнев и ликование от понимания неизбежной мести, которую принесут ближайшие минуты унижения. А потом будет уже не важно. Она получит таблетки, и для нее в этот вечер все закончится. Для дилера же все только начнется.

«Надеюсь, вирус превратит тебя в насекомое, коим ты и являешься», – думала Лана, наблюдая, как он возится с ремнем своих затертых джинсов. Эти мысли принесли странное, противоестественное возбуждение, ошибочно принятое дилером на свой счет. Он улыбался, и Лана улыбалась ему в ответ. Раздражал только невысокий потолок старой спортивной машины, о который Лана снова и снова стукалась головой, пока все не закончилось.

– Теперь давай таблетки, – сказала она, сдерживая безумное ликование и пытаясь не улыбаться.

Дилер пересчитал ее деньги и протянул крохотный пузырек с пилюлями.

– Какого черта? – растерялась Лана. – Здесь нет и четверти от того, за что я платила.

– Получишь остальное потом, – улыбнулся дилер. – Мы ведь не хотим, чтобы ты увлеклась и попала в больницу?

– Надеюсь, ты сдохнешь в мучениях, – прошипела сквозь зубы Лана.

Она вернулась домой, купила бутылку «Джека Дениелса» и проглотила добытые пилюли, надеясь, что алкоголь усилит действие транквилизаторов. Так оно и случилось, и следующие несколько дней буквально вывались из жизни Ланы, вот только о смерти и желанной коме не было и речи.

– Веду себя как конченный неудачник, – бормотала Лана, отмокая в ванной после принятых таблеток.

Спустя два дня она перечитала полученные в больнице брошюры и позвонила в резервацию. Ей назначили встречу на конец следующей недели, пообещав показать местное жилье и познакомить с больными. Лана сказала, что обязательно приедет. Да она и приехала бы, если бы не позвонил дилер, сказав, что у него есть хороший товар, за который Лане не придется платить, а потом долго рассказывал о своем друге, поставлявшем этот товар.

– Так ты хочешь, чтобы я переспала с ним? – спросила напрямую Лана.

– А ты против?

– Нет, – сказала Лана и стала собираться.

Так началась ее странная, новая жизнь, в конце которой был арест и принудительное заточение в резервацию. Можно было, конечно, выбрать тюрьму, но комиссия решила, что помещать Лану в тюрьму небезопасно, особенно принимая во внимание, что вирус не изменил ее, дав возможность продолжить заражать людей и во время заключения.

– Лучше пристрелите меня, как бешеного пса! – кричала она, когда судья выносил приговор, но потом, спустя месяцы в резервации, смирилась, правда, идти на контакт с местными уродцами не согласилась и по прошествии трех лет.

Работавший с Ланой психолог пытался убедить ее завести ребенка, говоря, что у нее есть все шансы на здоровое потомство.

– Ребенка? – Лана улыбалась, вглядываясь психологу в глаза. – Вам нужен мой ребенок, чтобы ставить на нем опыты?

– Опыты?

– Ну да. Вирус ведь не изменил меня, и вам это не дает покоя.

Психолог выдержал ее гневный взгляд и мягко предложил отложить вопрос о ребенке и сосредоточиться в работе над доверием… Когда в жизни Ланы появился Эрбэнус, они с психологом все еще работали над ее доверием. Все это Эрбэнус видел в ее воспоминаниях.

– Странная у тебя была жизнь, – честно признался он, не пытаясь решить, осуждает ее или нет.

– Ты знаешь, каким было мое прошлое? – недоверчиво спросила Лана, вглядываясь Эрбэнусу в глаза.

– Нет, я не один из тех, кого ты заразила, и не один из их родственников, – сказал Эрбэнус, читая ее мысли. – Да и на человека я похож лишь внешне.

– Ты, что?

– Я не человек… – Эрбэнус увидел мысли девушки, в которых она начала подозревать его в безумии. – И не безумец, – сказал он. – И не часть твоей терапии. Мне, если честно, вообще нет дела до того, решишь ты завести ребенка или нет. Хотя ты сама уже задумываешься об этом. Просто боишься, что ребенок родится уродцем. Или над ним будут ставить опыты, – последние слова прозвучали уже в голове Ланы, заставив ее растерянно оглядываться.

– Как ты это делаешь? – спросила она.