Виталий Вавикин - Вендари. Книга третья

Теперь дом, где лежит в колыбели претендент. Самка. Окна разбиты. Двери сорваны с петель. Крыша местами обвалилась. Но внутри есть люди. Люди рядом с претендентом. Аламеа вскрикнула и упала на колени, когда Фонсо забрался к ней в голову, изучая воспоминания. Из носа и ушей хлынула кровь… Нет, это не претендент и не ее мать… Что-то злое коснулось сознания старой мамбо, затем проникло в мысли Ясмин и уже от нее попыталось дотянуться до младенца. Тьма, пришедшая в этот мир вместе с самкой вендари, оживилась, укрыла дом своим непроницаемым саваном. Тьма дочери Ясмин и тени Фонсо – две силы, единые в своей природе. Две армии, которым суждено было испытать друг друга на прочность в эту ночь. Фонсо еще раз попробовал добраться до сознания дочери Ясмин, понял, что для этого ему придется сначала разделаться с охранявшей самку вендари тьмой, и обрушил на дом подчинявшееся ему море теней. Гигантская волна поднялась над островом, сметая на своем пути случайные постройки, глотая людей, древних слуг, аллигаторов, но дом, где находился претендент, где находилась новорожденная девочка, устоял. Фонсо раздраженно затопал ногами. За его спиной поднялась еще одна волна. Но бастион претендента снова устоял. Это был вызов могуществу Фонсо.

– Я проглочу тебя! – заорал он лежавшему в колыбели ребенку. – Проглочу целиком!

Третья волна теней обрушилась на дом, но теперь на штурм бросился и сам Фонсо. Гнев заставил его повзрослеть. Мальчик превратился в юношу. И юноша этот, искрясь метаморфозами, прорывался в неприступный бастион, прокладывая себе дорогу клыками и когтями. Он разрывал встававшую на его пути тьму, глотал, бросал обрывки к своим ногам, где их уничтожали голодные тени, которым было все равно, что жрать. Голод вечности невозможно утолить. Жажду власти невозможно компенсировать менее значимыми свершениями. И две силы сталкиваются, захлебываются друг в друге. Словно ночь, стараясь стать еще темнее, глотает саму себя, отрыгивает и снова глотает, с каждым кругом оставляя миру все меньше и меньше света. Фонсо пробился в дом, взвыл ликуя. Ребенок, подросток, юноша… Зрелым мужчиной он добрался до лестницы на второй этаж. Тело было крепким. Тьма, проглоченная им, прибавляла сил, могущества. И лестница, по которой он поднимался, прокладывая себе путь сквозь густой, как смоль, мрак, вела его к небу, к вершине власти. Ради этого стоило жить. Ради этого стоило умереть. Волосы Фонсо начали седеть, но он уже не мог остановиться. Новый властелин мира уничтожал армию претендента, выжигая себя своим собственным могуществом. Но претендент все еще был жив. Этот странный ребенок. Самка. Вендари. Тьма, защищавшая ребенка Ясмин, хлынула в комнату, где еще недавно звучали крики роженицы. Густая тьма, абсолютная.

Старая мамбо вскрикнула, когда ночь окутала ее, проникла в легкие, в кровь. Аламеа и Ясмин замерли, потому что в этой густоте невозможно было двигаться, дышать. Нетронутой оставалась лишь колыбель с новорожденным ребенком, к которой прокладывал себе путь Фонсо. Фонсо-старик. Седой, сморщенный, сгорбленный. Понимал ли он, что происходит? Да. Мог ли остановиться? Нет. Да и невозможно остановиться, когда цель уже так близка – колыбель. Едва Фонсо пробрался в комнату, едва увидел младенца, и колыбель стала центром мира, троном верховного правителя, до которого оставалось лишь несколько шагов. Еще чуть-чуть. Совсем немного. Фонсо сорвал с себя рубашку, позволяя тьме просачиваться сквозь поры морщинистой, старческой кожи. Теперь открыть рот. Глотать мрак, пить ночь. Первенец Наследия по имени Эмилиан родился, вырос и превратился в старика, ставя перед собой целью встретиться с Отцом, убить Отца и забрать его пастбища. Таким был центр его мира. Такими были его цели. И уже древним старцем он вернулся к Матери, к Габриэле, дав жизнь Наследию. «Какие мелочные мысли и цели, – думал Фонсо. – Какое ограниченное восприятие. И какой долгий, утомительный путь!» Он сделал еще один шаг в направлении колыбели, в направлении центра мира, центра жизни и всех надежд, ожиданий, потребностей. Претендент. Смерть претендента. Абсолютная власть…

Слабые, разбитые артритом колени Фонсо задрожали… Еще один шаг. Зубы выпали, седые волосы слезли с покрытого старческими пятнами черепа. Ни метаморфоз, ни сияния. Фонсо упал на колени, пополз к колыбели, продолжая впитывать в себя тьму. Трон мира был прямо перед ним. Нужно лишь протянуть руку. Нужно… Скрюченные, с выпавшими ногтями пальцы вцепились в колыбель. В руках не было силы, но высохшее тело стало легким, воздушным. Фонсо подтянулся, заглянул в колыбель. Девочка. Самка. Голубые глаза ребенка доверчиво воззрились на убийцу, тирана. Трон мира… «Она не понимает, – подумал Фонсо. – Она не борется за власть. Ни за что не борется. Это ребенок. Просто ребенок».

– Я уничтожил твою силу, – проскрипел старческим голосом Фонсо, все еще надеясь на финальную схватку, но девочка в колыбели лишь улыбнулась ему беззубым ртом младенца.

Остатки тьмы пробрались под кожу Фонсо. Абсолютная власть. Абсолютная сила. Он стал древней мумией. Плоть – пергаментом. Холодный, гнилостный ветер с болот Мончак ворвался в разбитое окно, смахнул превратившуюся в пепел кожу Фонсо, обнажая серую, отслаивающуюся плоть, под которой были полые, хрупкие кости. Фонсо разваливался, распадался, заполняя комнату прахом своего тела. Пепел кружился под потолком, оседал на мгновение на полу, шкафах, а затем, подхваченный ветром, уносился прочь, за окно, в гнилостные болотные топи…

– Твою мать! – не сдержалась Аламеа, когда все закончилось.

Тьма отступила. Тени ушли – не было их даже у предметов, освещенных яркой желтой луной. В тишине было слышно, как жалобно поскрипывает дом, словно вот-вот развалится. Этот последний бастион. Этот мимолетный центр мира. Да еще где-то далеко, словно в другой реальности, улюлюкает ребенок в колыбели. Девочка. Вендари. Самка. Три женщины смотрели на нее как-то завороженно, загипнотизировано.

– Что ты делаешь? – спросила Аламеа, когда Ясмин поднялась с кровати, держа в руках подушку.

– Эта девочка вырастет и станет монстром, – на нетвердых ногах Ясмин подошла к колыбели. – Настоящим монстром. Абсолютным злом.

– А если нет? – спросила Аламеа.

– Ты не видела то, что случилось здесь минуту назад?

– Я видела лишь мальчика-монстра, который стал стариком и рассыпался на части. Видела тьму и теней… Но теперь ничего этого нет. Только ребенок.

– Она – самка древних.

– Ну, если ты уверена в этом… – Аламеа заставила себя думать о сейфе отца и сохранившихся там сбережениях. – Она ведь твоя дочь, не моя… У меня вообще, может, никогда не будет детей… – королева вуду шагнула к выходу, остановилась, обернулась, пытаясь заглянуть Ясмин в глаза. – Я сейчас заберу из сейфа деньги и, пока уцелевшие кровососы не выбрались из своих нор, уберусь ко всем чертям с этих болот… У берега стоит лодка мальчика-монстра, так что… – Она покосилась на старую мамбо. – Если кто-то тоже хочет убраться отсюда, то…