Александр Дюма - Предводитель волков. Вампир (сборник)

Что же такого ужасного увидела Анелетта? На что она указывала пальцем?

Может быть, это было клеймо, которым Бог отметил первого убийцу?

Почему бы и нет? Разве Тибо, подобно Каину, не убил человека, и разве кюре в последней проповеди не говорил, что все люди братья?

Тибо был в смятении.

Прежде всего нужно было узнать, что так сильно напугало Анелетту.

Тибо пришла мысль пойти в Бур-Фонтэн и поглядеть на себя в зеркало.

Да, но вдруг он действительно помечен роковым знаком и этот знак виден не только Анелетте, но и другим людям!

Нет, следует искать иной выход.

Нужно надвинуть шляпу глубоко на глаза, бегом вернуться в Уани и посмотреть на себя в осколок зеркала. Но это было бы слишком долго.

В ста шагах отсюда протекал прозрачный ручей с кристально-чистой водой, который питал пруды Безмона и Бура.

В нем башмачник мог увидеть свое отражение не хуже, чем в самом изысканном зеркале Сен-Гобена.

На берегу ручья Тибо встал на колени и посмотрел на себя.

У него были прежние глаза, и нос, и рот, на лбу не было никакой отметины.

Тибо вздохнул.

Но все-таки должно же было быть что-то! Ясно, что Анелетта не испугалась бы просто так.

Тибо наклонился ниже к воде. И заметил в волосах нечто блестящее, искрящееся в черных кудрях и спадавшее на лоб.

Он наклонился еще ниже.

И заметил красный волос.

Но волос не обычного красного цвета! Этот цвет не был похож ни на светло-огненный, ни на светло-оранжевый, не было в нем ни оттенка цвета бычьей крови, ни примеси пунцового.

Это был кроваво-красный цвет с оттенком живого пламени.

Не вдаваясь в причины того, как волос столь необычного цвета появился у него на голове, Тибо попытался его вырвать.

Он опустил прядь, в которой алел ужасный красный волос, аккуратно взял его большим и указательным пальцем и с силой дернул.

Волос не поддался.

Тогда Тибо решил, что недостаточно крепко схватил его, и попробовал другой способ.

Он намотал волос на палец и дернул изо всех сил.

Волос порезал кожу на пальце, но не поддался.

Тибо намотал строптивый волос на два пальца и потянул.

Волос приподнял кожу на голове, но не поддался, словно башмачник ввязался в состязание с дубом, раскинувшим над ручьем свои тенистые ветви.

Сначала Тибо подумывал продолжить путь к Койолль, убеждая себя, что, в общем-то, сомнительный цвет волоса не должен расстроить его планы относительно женитьбы.

И все-таки этот несчастный волос не давал ему покоя – он дразнил его, переливался перед глазами тысячами отблесков, подобно тому как мерцает пламя, перебегая с головешки на головешку.

Наконец терпение Тибо лопнуло. Он топнул ногой и воскликнул:

– Тысяча чертей! Я не так далеко отошел от дома и справлюсь с этим проклятым волосом.

Он бегом возвратился домой, вошел в хижину, взял столярные ножницы и, глядя в осколок зеркала, зажал ими волос как можно ближе к корню. Затем наклонился к верстаку и изо всей силы ударил по ручке ножниц.

Ножницы глубоко вошли в деревянную часть верстака, но ничуть не повредили волоса.

Тибо предпринял еще одну попытку, но на этот раз вооружился деревянным молотком и, подняв руку над головой, с удвоенной силой ударил по рукоятке ножниц.

Все осталось по-прежнему. Он только заметил на лезвии инструмента тоненькую зазубрину толщиной точно с волос.

Башмачник вздохнул. Он понял, что этот волос – цена выполненного желания – принадлежит волку, и отказался от своего намерения.

Видя, что не удается обрезать или вырвать проклятый волос, Тибо решил получше спрятать его, прикрыв другими волосами.

Не у всех же такие глаза, как у Анелетты.

Впрочем, как мы говорили, у Тибо была прекрасная черная шевелюра, и, сделай он пробор сбоку и уложи иначе прядь, можно было рассчитывать, что волос не будет заметен.

Он позавидовал молодым вельможам, которых видел при дворе госпожи Ментенон и которые пудрили волосы и могли скрыть любой их цвет.

К сожалению, он не имел права пудрить волосы: это было запрещено сословными законами того времени.

Тибо удалось причесаться так искусно, что красный волос не был виден под другими, и он все-таки решил нанести визит прекрасной мельничихе.

Только на этот раз, опасаясь встретиться с Анелеттой, башмачник не пошел той же дорогой и, вместо того чтобы повернуть налево, повернул направо.

В результате он вышел на дорогу в Ферте-Милон и направился через поля по узенькой тропке, которая привела его прямо в Писселе.

Оказавшись в Писселе, Тибо спустился в долину, по которой и пришел в Койолль.

Он не пробыл там и пяти минут, как увидел идущего навстречу парня, ведущего двух ослов, груженных зерном, в нем признал своего двоюродного брата Ландри. Ландри был первым помощником у красавицы мельничихи.

Поскольку Тибо был знаком с вдовой Поле лишь заочно, он рассчитывал, что Ландри станет его поручителем на мельнице.

И эта встреча была большой удачей.

Тибо ускорил шаг и догнал Ландри. Услышав за собой шум, Ландри повернулся и узнал Тибо. Башмачник, который всегда находил в Ландри товарища по забавам, был удивлен, увидев его печальное лицо.

Ландри остановился, хотя его ослы продолжали идти, и подождал Тибо.

Первым заговорил Тибо.

– Ну что, – спросил он, – братец Ландри, что случилось? Я волнуюсь, оставляю мастерскую, чтобы пойти пожать руку родственнику и другу, которого не видел вот уже больше полутора месяцев, а он встречает меня такой кислой миной!

– Ах, мой бедный Тибо, – ответил Ландри, – что уж тут поделаешь! Я встречаю тебя с такой миной, какая есть, но будь добр, поверь, что в глубине души очень рад тебя видеть.

– В глубине души… но по лицу этого не скажешь.

– Почему?

– Ты говоришь, что рад, таким грустным тоном. Когда-то, мой дорогой Ландри, ты был весел и игрив, как ход мельничного колеса, аккомпанировавший твоим песням, а сейчас мрачен, как кладбищенские кресты. Так что случилось? Вода уже не крутит жернов?

– О! Еще как крутит, Тибо. Не в воде дело: вода, наоборот, прибывает более чем когда-либо, и шлюз не бездействует. Но, видишь ли, на жернове не пшеница, а мое сердце… и он так вращается, что мое сердце разорвано на кусочки и перемолото.

– Вот как! Значит, ты несчастен на мельнице Поле?

– Ах, лучше бы Бог дал мне попасть под мельничное колесо в тот день, когда я впервые ступил сюда!

– Ну и ну! Ландри, ты пугаешь меня! Расскажи-ка о своих горестях, малыш.

Ландри тяжело вздохнул.

– Мы сыновья брата и сестры, – продолжал Тибо. – Какого черта! Похоже, я слишком беден, чтобы дать несколько экю, если тебе нужны деньги, но мог бы помочь добрым советом, если у тебя печаль на сердце.