Кристофер Мур - Грязная работа

— Я не готов. И в субботу ничего не получится, это мой день в лавке.

— Я знаю, — ответила Джейн. — Лучше, если тебя не будет дома.

— Но тебе же нельзя доверять, Джейн, — сказал Чарли, словно этот факт был столь же очевиден, как и то, что сестра ужасно его раздражала. — Ты выбросишь все кусочки Рэчел и сопрешь мою одежду. — Джейн и впрямь довольно регулярно тырила костюмы Чарли — с тех пор, как он стал одеваться приличнее.

Теперь на ней был заказной двубортный костюм, который Чарли всего пару дней как забрал у Трехпалого Ху. Чарли его еще даже не надевал.

— Джейн, зачем ты вообще носишь костюмы? Твоя новая подружка разве не учит йоге? Тебе же полагается носить такие мешковатые штаны из конопли и тофу, как она, нет? Ты похожа на Дэвида Боуи, [37] Дэвид Боуи (Дэвид Роберт Джоунз, р. 1947) — английский певец, музыкант, актер и автор песен, визуальный символ глэм-рока. Джейн. Ну вот, я это сказал. Прости, но это надо было сделать.

Джейн обхватила его рукой за плечи и поцеловала в щеку.

— Ты такой милый. Боуи — единственный мужчина, которого я считаю привлекательным. Давай я уберу у тебя в квартире. И присмотрю за Софи — пусть уж вдовы порубятся денек в магазине «Все по доллару».

— Ладно, только одежду и всякое такое. Фотографии не бери. И сложи все в подвал в коробки, ничего не выбрасывай.

— Даже еду? Чак, эта лазанья — ну…

— Хорошо, еду можно. Только не рассказывай Софи, чем ты занимаешься. И оставь духи Рэчел — и щетку для волос. Я хочу, чтобы Софи знала, как пахла ее мама.

В тот вечер, закрыв лавку, Чарли спустился в подвал, в загончик склада, отведенный его квартире, где навестил все коробки, сложенные Джейн. Когда это ему не помогло, он все их открыл и попрощался с каждой, даже самой крохотной частицей Рэчел. Похоже, он вечно прощался с частицами Рэчел.

По пути домой из зоомагазина он остановился «Там, где светло, чисто и книги», потому что книжный был частицей Рэчел, а Чарли требовалось прикоснуться к ней еще раз, — но помимо этого ему необходим был теоретический базис для того, что он делал. Он прочесал весь Интернет в поисках информации о смерти, но обнаружил только, что есть множество людей, стремящихся одеваться, как сама смерть, обнажаться с мертвыми, смотреть на картинки с нагими и мертвыми или продавать пилюли, от которых встает даже у мертвых. Нигде ничего не было про то, как, собственно, быть мертвым. Или Смертью. О Торговцах Смертью никто никогда не слыхал, о сточных гарпиях или о чем-либо подобном — тоже.

Чарли вышел из магазина с двухфутовой стопкой книг о Смерти и Умирании, прикидывая, как это обычно свойственно бета-самцам, что лучше бы немножко разузнать, с чем он имеет дело, а уж потом давать новый бой врагу.

Тем же вечером он устроился на диване рядом со своей малюткой-дочерью и погрузился в чтение, пока новые черепашки — Драчун и Джип (названные так в надежде вдохновить их на большую долговечность) — лопали сублимированных жучков и смотрели «Землю сафари» по кабельному.

— Ну что, солнышко, если верить этой дамочке Кюблер-Росс, [38] Элизабет Кюблер-Росс (1926–2004) — американский психиатр швейцарского происхождения, автор книги «О смерти и умирании» (1969), в которой выдвинула так называемая «модель Кюблер-Росс», суть которой здесь излагается. пять этапов смерти — гнев, отрицание, торг, депрессия и приятие. И мы с тобой все их прошли, когда потеряли маму, правда?

— Мама, — сказала Софи.

Когда она впервые сказала «мама», Чарли едва не разрыдался. Он смотрел через ее плечико на портрет Рэчел. Когда Софи произнесла это слово вторично, эмоций у Чарли поубавилось. Дочурка сидела в своем стульчике у кухонной стойки и разговаривала с тостером.

— Это не мама, Соф, это тостер.

— Мама, — стояла на своем малютка, протягивая ручки к тостеру.

— Ты просто хочешь моей смерти, правда? — спросил Чарли.

— Мама, — сказала Софи холодильнику.

— Шикарно, — сказал Чарли.

Тем временем он читал дальше и понимал, что доктор Кюблер-Росс совершенно права. Каждое утро, просыпаясь и находя в ежедневнике на тумбочке новое имя и число, Чарли проходил через все пять этапов еще до окончания завтрака. Но теперь, когда этапы эти обрели имена, он стал распознавать их у родственников своих клиентов. Так он называл тех, чьи души изымал, — клиенты.

Затем он прочел книгу под названием «Последний мешок» — о том, как покончить с собой при помощи целлофанового пакета, — только эта книга, должно быть, не очень помогала, ибо на обложке Чарли увидел, что уже вышло два продолжения. Он представил себе письмо читателя: «Уважаемый автор «Последнего мешка», я уже почти умер, но потом мой мешок весь запотел, мне стало не видно телевизора, поэтому я проковырял дырочку, чтоб смотреть. Попробую еще раз, когда выйдет ваша новая книжка».

Вообще-то книга не очень помогла и Чарли — разве что подстегнула его паранойю насчет целлофановых пакетов.

За несколько месяцев он прочел: «Египетскую книгу мертвых», откуда узнал, как вытягивать из людей мозга через ноздрю одежным крючком, — это ему наверняка рано или поздно пригодится; десяток книг о том, как справляться со смертью, скорбью, похоронами, а также мифами о Преисподней, откуда узнал, что персонификации Смерти существуют с самой зари времен и ни одна не похожа на него; и «Тибетскую книгу мертвых», откуда узнал, что «бардо», переход между этой жизнью и следующей, длится сорок девять дней и по пути душе встречаются тысяч тридцать демонов — все они описывались в замысловатых деталях, и ни один не смахивал повадками на сточных гарпий: всех демонов следовало игнорировать и не бояться — они понарошку, они относятся к миру материальному.

— Странно, — сказал Чарли Софи. — Во всех книжках утверждается, будто материальный мир инматериален, однако мне приходится изымать человеческие души, привязанные к материальным предметам. Похоже, у смерти есть ирония, а то и что-нибудь посерьезнее, как ты думаешь?

— Неть, — ответила Софи.

В полтора года Софи отвечала на все вопросы либо «неть», либо «плюшка», либо «как медведь». Последнее Чарли приписывал тому, что слишком часто дочь оставалась на попечении миссис Корьевой. После черепашек, двух хомячков, краба-отшельника, игуаны и широкоротой лягушки — все они сказали «чао» и отправились на небеса (точнее, на третий этаж) — Чарли наконец смирился и принес домой мадагаскарского шипящего таракана трех дюймов в длину. И назвал его Медведем, чтобы дочь больше не шла по жизни, лепеча абсолютную белиберду.

— Как Медведь, — сказала Софи.

— Это она про тараканчика, — пояснил Чарли, когда однажды вечером к ним заглянула Джейн.

— Ни про какого не тараканчика, — ответила сестра. — Ну что за отец вообще покупает маленькой дочери тараканов? Отвратительно.