Составитель не указан - Зловещие мертвецы (сборник)

— Конечно, первое, что сделал, — туда сбегал.

— И что?

— Да ничего, голубчик, ровным счетом ничего. Раскопали даже чью-то могилу: два скелета вынули, мужской и женский. Да им лет уж за полета; и еще вот, чуть не забыл, топор ржавый нашли. Может быть, пошутил кто. Так-то, молодой человек, теперь отдыхайте, набирайтесь сил, — сказал Фишер и поднялся, давая понять, что уходит. — Завтра будете молодцом, наговоримся.

Я сильно сомневался в искренности Фишера, но сделал вид, что удовлетворен его объяснениями.

Через десять дней я уже был на ногах. Фишер сообщил мне, что Бен Лоусон совсем плох и переведен в психиатрическую клинику. Я пошел навестить его, но мне сказали, что он буен и посетителей к нему не допускают. Доктор, с которым я разговаривал, сказал, что я его сейчас не узнаю: он страшно изменился и постарел.

Идет время, я не сижу сложа руки: езжу по соседям, собираю сведения о женщине, вылепленной точно из воска, и уже побывал в Бриджпорте. Пока что никто не смог помочь мне, но я не теряю надежды.

Меня по-прежнему мучит бессонница, и в жутких кошмарах я неизменно вижу Бена Лоусона размахивающим, подобно дровосеку, огромным топором.

В моем шкафу висит плащ, который я надевал в ту ночь. Я чистил его раз шесть, но пятна крови до сих пор видны и не счищаются. Иногда мне хочется его выбросить, но я не решаюсь. Это единственная вещь, которая помогает мне сохранить рассудок и напоминает, что возвращение Лоусона к Каменным Языкам не приснилось мне.

Мой мальчик любит меня. Он говорит мне об этом снова и снова. Каждую ночь.

Не запирайте меня. Умоляю вас, не отнимайте моего мальчика. Пусть он останется здесь.

Но они не выносят его присутствия. Они не хотят, чтобы он оставался со мной, — им лишь бы запереть меня одну на целый день в этой гадкой, зловонной комнате, с запахами плесени и чердачной сырости, где я живу уже долгие месяцы и которую знаю, как собственное тело.

Но однажды мы убежим.

Для этого нужно пробраться по темной, сырой лестнице мимо желтоватых стен с обеих сторон, выбежать в гостиную, покрытую ярко-красным ковром, а оттуда через прихожую прошмыгнуть на улицу с людьми и деревьями — и мы будем свободны! Там они не смогут изводить меня своими придирками и запирать нас с мальчиком одних в этой проклятой дыре.

Я очень красива, говорит мне мой мальчик. Его-то, увы, красивым не назовешь! Сейчас я достану кисточки и альбом и нарисую его портрет. Несчастное лицо! Я сама виновата, что уронила его на пол и так изуродовала. Но тут уж ничего не поправишь…

Сегодня я одна, совсем одна. Вторник, третье февраля. Между решетками окон я вижу белую стену булочной и больше ничего: никаких предметов. Идет дождь, и его капли растекаются по мокрой стене, как кровь. Очень красиво!

Анна — такое прекрасное имя, говорит мне мой мальчик, и я с ним согласна. Мне очень к лицу это имя, и я готова носить его хоть целый год.

К чему лишать людей удовольствия? Если бы я была Анной вчера или сегодня, а то я не была ею уже целую неделю! Любое другое имя, пусть даже самое красивое, не доставит мне такого удовольствия, и свою маленькую дочку, если бы она у меня была, я назвала бы Анной.

Сегодня четверг, четвертое февраля.

Вчера, хрустальным зимним вечером, я принялась рисовать. Достала коробочку с красками, сняла кисти с большого буфета и нарисовала рожицу моего мальчика, как будто с ним ничего не случилось. Хорошенькая картинка! И какой чудный подарок ко дню рождения!

Скоро ему три года — не правда ли, замечательно!

Если мне разрешат, я устрою волшебный праздник для нас двоих, с апельсиновым соком в бокальчиках и мороженым в тонких ледяных вазочках.

Не разрешат — буду петь всю ночь напролет.

Но мисс Эвинстон может рассердиться на меня за недозволенное в ночное время пение, и в таком случае мне сделают укол, чтобы я потише себя вела.

Мне исполняется двадцать три года, и мое имя с сегодняшнего дня — Анна, хотя это и не настоящее имя. Настоящее имя — Конни, сокращенное от Констанция; Констанция Мария Рэйтак меня зовут все остальные. Мой папа, Альфред Дурр, большой человек в этом маленьком городе.

Моего мужа зовут Робин Рэй, он живет внизу и заходит ко мне лишь изредка: вот уже три дня, как его нет, наверное, занят своими делами. Я боюсь, что он вот-вот разлюбит меня, иначе он непременно заглянул бы побеседовать или поиграть, но его нет уже так долго! А хуже всего то, что он кричит. И притом так страшно! Я слышу голоса! Когда я сплю, все, кто внизу, за исключением разве что мисс Эвинстон, заходят в мою комнату и начинают кричать. И мой муж тоже.

Сначала я не верила этому.

Теперь я знаю наверняка. Никогда не слышала ничего ужаснее!

Они сгрудились вокруг моей кровати с резиновыми, налитыми злобой лицами и стали вопить. Сначала я не могла разобрать, кто из них под какой маской, но, приблизив к лицу, сжала ладонями одну из этих омерзительных физиономий, чтобы убедиться, что это мой муж, Робин Рэй.

Удивление мое возросло до предела!

И до чего же это было гадостно — как будто дотрагиваешься рукой до чего-то холодного и бесформенного, как липкое тесто; один мой палец увяз в этом тесте, а за ним и все остальные Не в силах их вытащить, я вздрогнула и ткнула другой рукой в глаз. Оттуда полезла какая-то дрянь, густая кровавая масса, и, выйдя на поверхность, запачкала мне все платье. Я продолжала ковырять пальцем все быстрее, и это гадостное все лезло, а комнату разрывал чей-то крик, похожий на мой собственный… Наконец принесли шприц…

Какая она толстая и нечистоплотная, эта мисс Эвинстон. Хочет заполучить Робина — это ясно как божий день. Но пусть не надеется: ей уже не ко времени виться вокруг него, да и красавица она не из первых, это точно.

Мальчик ее ненавидит; я это узнала, когда спросила его: не хочет ли он иметь мисс Эвинстон своей мамочкой?

Побыстрей скажу Робину, что мальчик думает о мисс Эвинстон. Даже если он разлюбит и бросит меня, все равно я должна позаботиться о ребенке. Они ничем не повредят ему, пока я жива!

На лестнице послышались чьи-то шаги. Чьи?

Вошла мисс Эвинстон с подносом, опустила его на убранный черной материей стол и, звякнув ключом, исчезла.

Я затаила дыхание, ожидая новых шагов, и они не заставили себя ждать. Дверь открылась, и с перекошенным от страха лицом я увидела, что вошел Робин Рэй.

Что-то выкрикнув, я побежала навстречу и… через минуту очутилась в кресле. А Робин стоял надо мной и что-то говорил… Я смеялась.

Дверь захлопнулась, и мы стали играть в игры.

В лесенки и змейки я легко обыгрывала Робина, и он вскоре признал себя побежденным. Ему ничего не оставалось, как сесть и закурить. А я, вздрагивая от ужаса прошедшей ночи, спрашивала его, зачем он приходил пугать нас с мальчиком. Он отмалчивался, и я стала настаивать: зачем он приходил ночью, в ужасающей мягкой маске, пугал нас и не давал уснуть? Он смотрел на меня и курил, а я кричала все сильнее и сильнее.