Скотт Мариани - Восстание бессмертных

— Куда вы так торопитесь? — спокойно спросил Стоун. — Выпейте еще. Это очень хорошее шампанское, разве нет? — Он молча наполнил бокал Лонсдейла. — Видите ли, Джереми, я знал, что вы мне собирались сегодня сказать. И поэтому приготовил небольшое шоу. — Стоун достал из кармана халата пульт и направил его на резные деревянные полки для книг слева от камина. Неожиданно они скользнули в стороны, и Лонсдейл увидел громадный экран. — Мы с вами посмотрим коротенькое кино.

— У меня нет времени на кино.

— Думаю, этот фильм вам понравится, — ответил Стоун, и в глазах у него вспыхнул огонь, который заставил Лонсдейла замереть на месте.

— Полагаю, обстановка вам знакома, — сказал Стоун, когда ожил экран; предостережение на его лице уступило месту веселью.

Лонсдейл с изумлением увидел на экране себя во время празднования Хэллоуина и церемонии посвящения. Его охватил почти непереносимый ужас, когда перед глазами у него замелькали кошмарные картины той ночи: девушка, подвешенная на цепях, клинок, со свистом рассекающий шею, точно тушу на колоде мясника, и кровавый дождь, который промочил его волосы и рубашку, прилипшую к телу. И все время этой жуткой оргии камера была направлена на него.

— Остановите! — со свистом выдохнул он, чувствуя, как отчаянно, угрожающе бьется в груди сердце. — Прекратите!

Стоун направил пульт на экран, на котором замерло изображение перепачканного кровью лица Лонсдейла и белые, закатившиеся глаза в прорезях маски.

— Видите ли, Джереми, правда заключается в том, что у вас уже нет выбора. И вы не можете отказаться от сделки. Нравится вам это или нет, вы стали членом нашей семьи.

— Под маской мог скрываться кто угодно, — с возмущением выкрикнул Лонсдейл. — Никто не докажет, что это я.

— Джереми, Джереми, вы считаете нас полными идиотами? Я вам показал всего лишь маленький отрывок. Если хотите, самые лучшие эпизоды той ночи. Мы сняли вас, когда вы направлялись к дому от своей машины с восхитительной Кейт Готорн, как вошли внутрь и надели маску. Думаю, ни у кого не возникнет сомнений, что это именно вы. Кроме того, у нас имеется запись ваших постельных развлечений с Лилит. Если меня не подводит память, там вы были без маски.

Лонсдейл сглотнул, пытаясь справиться с подкатившей тошнотой.

— Вы не сможете использовать ваши записи. Иначе вы выдадите себя и всю вашу компанию.

Стоун рассмеялся.

— Это не имеет ни малейшего значения. Нас нет, мы не существуем. И никто не может нам ничего сделать. Мы просто исчезнем. А вот вы… — Он пожал плечами. — Если мне будет позволено так выразиться, вы в полной заднице.

Лонсдейл открыл рот, собираясь ему возразить, но на самом деле что он мог сказать? Его самым банальным образом подставили. Церемония посвящения, от начала и до конца, была задумана, чтобы заманить его в ловушку. Стоун и не собирался исполнять свое обещание насчет вечной жизни и безграничной власти. Короче говоря, пути назад у него и в самом деле не было. Он без сил откинулся на спинку кресла, понимая, что потерпел поражение.

— Люди вызывают у меня стойкое отвращение, — тихо проговорил Стоун. — Но более всего мне омерзительны политики с их отталкивающим отношением к жизни. Вы меня разочаровали, Джереми. Я надеялся, что вы не такой, как другие.

— Оставьте себе деньги, — тяжело дыша, сказал Лонсдейл. — Все до единого пенни. Просто позвольте мне дальше жить своей жизнью. Пожалуйста. Я вас умоляю.

— Вашей жизнью? — Стоун улыбнулся. — Она принадлежит мне. Когда вы мне понадобитесь, вы явитесь без промедления. Вы мой и будете делать все, что я потребую, в любое время, без вопросов и колебаний. Стоит вам меня ослушаться, и все телевизионные каналы и газеты в Европе получат копию этого фильма. И тогда рабы, голосовавшие за вас, узнают правду о своем будущем лидере. — Он щелкнул пальцами. — А теперь убирайтесь с моих глаз.

Джереми Лонсдейл, спотыкаясь, вышел из библиотеки и сам отыскал дорогу до выложенного мрамором вестибюля. Выйдя на улицу, он принялся с жадностью вдыхать холодный ночной воздух. И только когда он сел за руль своего «Роллс-Ройса» и попытался вставить ключ в замок зажигания, почти ослепший от стекавшего по лицу пота, желудок Лонсдейла взбунтовался, и его вырвало прямо на собственный костюм.

Кэнери-Уорф, Лондон,

21.29

— Спасибо, Руди, увидимся позже.

Алекс захлопнула крышку телефона. Ночной ветерок растрепал ее волосы, когда она прислонилась к ограде балкона в своей квартире. Обычный человек давно замерз бы на холодном ноябрьском воздухе, но Алекс любила его свежесть. Она мгновение постояла, наблюдая за танцем городских огней на поверхности воды в реке, и почувствовала печаль, которая весь день пыталась взять над ней верх. Алекс босиком прошла сквозь раздвигающуюся балконную дверь в гостиную, где из стереосистемы лились звуки фортепьянного концерта Филипа Гласса. [11] Филип Гласс (р. 1937) — американский композитор конца XX века, приобретший всемирную популярность в 1983 году после создания саундтрека к фильму Годфри Реджио «Койяанискаци». По мягкому плюшевому ковру современной, с открытой планировкой гостиной она направилась к винтовой лестнице и поднялась в спальню.

Когда Алекс проходила мимо кровати, ее печаль стала острее. В изножье стоял дубовый сундук. Она остановилась около него и опустилась на колени. Все в квартире было ультрасовременным, но этот сундук явно знавал лучшие времена; многочисленные трещины в дереве прикрывали металлические пластины. Они с Алекс проделали долгий путь, и она уже довольно давно его не открывала.

Алекс потянулась к маленькому ключику, висевшему у нее на шее, и сняла его с кожаного ремешка. Он был из такого же старого черного металла, что и замок, легко вошел в него, и в следующее мгновение послышался едва различимый щелчок. Алекс осторожно приподняла крышку, пока та не уперлась в спинку кровати.

Внутри хранились ее воспоминания.

Кольцо с бриллиантом и сапфиром, подаренное Уильямом на помолвку, сияло так же ослепительно, как в тот день, когда он надел его ей на палец. Алекс грустно улыбнулась, глядя на кольцо, закрыла поцарапанную маленькую шкатулку и убрала на самое дно сундука. Там же лежала пачка писем, по-прежнему перевязанная желтой ленточкой, и локон его золотых волос. Единственная фотография Уильяма, которая у нее была, давно поблекла и обрела цвет сепии.

Алекс смотрела на снимок и думала о том, как давно это было. Впрочем, она помнила каждое мгновение, проведенное с Уильямом, его прикосновения, мягкий голос и заразительный смех.

Я к тебе обязательно вернусь, любовь моя.

Его последние слова, обращенные к ней в тот день, о котором она не любила вспоминать и который не могла забыть.