Дмитрий Кравцов - Третий источник

— Ничего, юноша, все в порядке. — Неожиданно благосклонно пророкотал дедушка, отступая на шаг. — Как вы себя чувствуете?

А действительно — как? Толяныч просканировал внутренне состояние и с огромным облегчением обнаружил, что все в норме: нигде не болит, не тянет, не мешает. И даже больше того — Фантик! Тонюсенькая паутинка связи. Сосед пытался преодолеть преграду, проявить себя. Вот это да!

Но говорить об этом старому перцу не стоит, даже если он и есть главный Посредник. Черт, как не хорошо получилось, чуть ведь не вмазал старичку от души…

Ноги держали немного неуверенно, выброс адреналина оказался слишком велик для ослабленного организма, и отходняк казался вполне возможен. Толяныч медленно опустился на лавочку и, пытаясь выиграть время и привести скачущие мысли к единому знаменателю, принялся нашаривать по карманам сигареты. Нашел, но доставать не стал. Пока.

— Еще раз извините, Бертран… Ох, Виктор Алексеевич. — Тут Толяныч разглядел за спиной дедушки Лиз и прищурился от бьющего прямой наводкой в глаза низкого солнца: — Ого! А это еще что за наряд?

Ведьма и вправду была одета нехарактерно — черную водолазку и джинсы сменил черный же балахон с глубокими вырезами у шеи и под мышками, а уж высоченные разрезы по бокам, открывавшие хорошо проработанные ноги почти на всю длину… Видок — это что-то, закачаешься! Самочувствие улучшилось еще на пятьдесят процентов, а верное чутье уже готовилось сделать охотничью стойку. Сейчас от ведьмы исходил почти незаметный, но тем не менее безошибочно определимый зов. И звала она понятно куда — в ловушку. Сла-а-адкую.

— Фант, через полчаса нам пора. Как раз солнце сядет. — Матрена лениво перетекла с травы на лавочку и принялась с необычайной тщательностью за вечерний туалет.

— Хорошо. — Неожиданное пробуждение встряхнула душу, как неухоженный аквариум, подняв со дна в полной мере жирный ил подозрений к ведьме, Посредникам, и лично к дедушке Бертрану. Толяныч постарался собраться, и первым делом оторвал глаза от разреза на ее балахоне. — А куда?

— Увидишь.

— Ладно, посмотрим. Ты все обговорила со своими драгоценными Посредниками? — Толяныч перевел пристальный взгляд на дедушку Бертрана, однако старик и бровью не повел, словно бы диалог его не касается никаким боком. Он с необычайным вниманием наблюдал за кошкой и улыбался вполне по-отечески.

Улыбался! И Толяныч помимо воли почувствовал к отставному секретарю чувство, подозрительно напоминающее симпатию.

— Все в порядке, Фант.

— Гарантия? — Толяныч откинулся на спинку лавочки, не спеша потянул из кармана сигарету, прикурил и откровенно провел взглядом по ее ноге, почти так же ощутимо, как если бы провел ладонью. Вопрос вышел несколько двусмысленным, словно бы он требовал для себя дальнейших гарантий. Ну и пусть. Пусть ведьма и этот экс-француз так и подумают, авось чего-нибудь нового можно услышать.

— Да. — Лиза однако осталась сестрой таланта. Краткой, то есть. Однако взгляд его не оставила без внимания, но промолчала, только поправила на груди свой кулонище и чуть усмехнулась.

— Значит с моей коррекцией все будет тип-топ? — Толяныч вновь покосился на невозмутимого Бертрана, и вновь безрезультатно, испытав даже подобие разочарования. Старик, похоже, действительно оказался не при делах — просто родственник, у которого они скоротали нужное количество времени. И все. И идентичные куры на участке косвенно это подтверждают. Если конечно ему просто не морочат голову. Хотя вряд ли — Фантик же ворохнулся…

— Фант, ты же понимаешь, что сто процентов дать я не могу. Это же несанкционированное вмешательство. — При этом она так обольстительно улыбнулась, что улучшение самочувствия чуть не привело к гормональному взрыву. Предвкушаемое вмешательство представлялось настолько плотским, что санкции и не требовались.

Чувствуя, что на серьезные разговоры его не хватит, Толяныч сплюнул и поискал глазами, куда бы деть бычок. И не нашел.

— А это не те куры. — Сказала Лиз, когда Толяныч галантно придержал особенно низко висящую ветку, давая ей войти под сень леса первой. Ее руки были заняты клеткой с черной несушкой, той самой, из Москвы.

Сказала и растворилась в сгустившимся сумраке вместе со своим балахоном, а призрачные блики, рассыпаемые кулоном, кажется, только сгущали обступившую со всех сторон тьму. Толяныч нырнул следом и полной грудью втянул в себя воздух, насыщенный ароматом смолы, хвои и недавнего солнца. К нему примешивался еще один, почти неуловимый оттенок парного молока, дразнящий его хваленое верхнее чутье. Очень волнительный, который откровенно вел прямиком в объятья уготовленной ловушки, сопротивляться которому с каждой секундой становилось все более нереально.

Теперь Толяныч шел, ведомый своим чутьем. Добровольно, с охоткой.

Шума он производил куда больше, чем Лиза. Что же она, в темноте что ли видит?!!

«Ну да, на дачу — с курицей, в лес — с дровами, все нормально…» Толяныч переложил связку щепок в другую руку. Может щепки тоже были те, что надо, но при визуальном осмотре не обнаружили свое отличие от тех, что можно найти в любом месте леса.

— Вопросов больше не имею. А скажи, этот твой дедушка Бертран, он что настоящий француз?

— Нет, он уже не француз. Это его пра-пра-дед был француз, когда с Наполеоном пришел.

— И его, стало быть, как только русским заделался, так сразу выбрали секретарем горисполкома. Знаешь, у меня есть приятель, так он по матери Власилашвили, а по отцу — Тархун-Мураев…

Толяныч уже устал ловить себя на том, что ему приятно ощущать ее присутствие рядом, в зоне прямой досягаемости. Одновременно зрел дальнейший план: уж больно ведьма уверена, что он не устоит перед ее чарами, уж как-то откровенно она это даже выпячивает. Вот и пусть верит, а Толяныч и не собирался устоять. Пусть будет, как будет, а там посмотрим — у кого редька слаще. Последовательность должна быть только такая: «Сосед», «ловушка», все остальное — потом.

— Так вот, в личной карте указано, что он русский. Как и твой дед. Все нормально. И наверняка, секретарем-то был в какие-нибудь там огневые тридцатые, угадал?

— Да, именно в тридцатые. — Сказала она в спину Толяныча с некоторым вызовом. — А конкретно — в тысяча девятьсот тридцать седьмом году.

— Вот так конкретно? И не расстреляли?

— Нет.

— Крут, стало быть, прадедушка.

— Стало быть так…

Разговор оборвался. Да и не разговор это был, а так — баловство, чтоб время скоротать. Лиз явно думала о чем-то о своем, о ведьминском, а Толяныч — о Матрене, которая осталась в гостях у дедушки Бертрана и не особо-то кстати возражала, когда экс-секретарь взял ее на руки и понес к дому, что-то ей там нашептывая.