Дмитрий Кравцов - Третий источник

Но все позади, Москва распахнула свои липкие объятия, и вот он стоит в ванной и любуется на самое близкое и дорогое лицо в этом бренном мире. И голова кружится, как колесо обозрения — медленно, но верно.

«Что-то ты не в меру патетичен, сосед…»

«А не нравится мне в столице. Словно бы в паутину угодил. Противно, да и не по себе как-то. Как представлю, что завалятся в гости сейчас какие-нибудь отморозки и придется тогда свои мозги придется со стен соскребать…»

Такая мысль приходила уже не впервой за несколько часов пребывания в квартире, но Толяныч махнул рукой с зажатым в ней Старичком (пистолет ТТ, не менее раритетный, но более мощный, занял законное место рядом с трофейным ножом-крисом в тайнике в полу маленькой комнаты). Толяныч с облегчением послал куда подальше желание побриться и завалился на диван, бросив наган рядом. Что-то не так, а вот что? Не вдруг и определишь…

Он полежал, покурил в потолок: вроде бы ничего очевидного, но вот верхнее чутье какие-то стремные сигналы подает. Ага, душок в квартире такой витает, словно бы в его отсутствие здесь спаривались почем зря — много, долго и со вкусом, а потом старательно проветрили помещение. Но отголосочек-то остался «словно эхо прошедшей войны».

Толяныч никак не мог определить, нравится ему этот самый отголосок или нет, как впрочем и того — действительно ли он его чувствует, а не банально глючит. Но это, пусть и виртуальное, напоминание будоражит в душе какие-то темные инстинкты. И вдруг его осенился — а не с этого ли Матрена такая взвинченная? Ревнивость кошки не раз отливалась неприятными эксцессами, которые он поначалу списывал на общепринятое недоверие к настоящим животным. Ну что поделать, если Матрена на дух не выносит большинство его подружек, вот разве что Пичка вроде пришлась ей по душе. Да и то только до столкновения с крепчайшим черепом Саида. А может чего другое чует?

Ладно, потом разберемся с этим душком, может он вообще сплошная фикция, следствие ожидания визита отморозков и мозгов на стене?

Он покрепче затянулся, погладил Старичка и, глянув на таймер, уже собрался запросить список входящих звонков, как тут же, как по заказу, грянул зуммер.

«Как вовремя, блин…» — определитель почему-то промолчал, пришлось отвечать:

— Але…

— Привет… Узнал?

«Вот так сюрприз!!! Конечно узнал!» — Толяныч почему-то в глубине души ждал звонка с самого момента возвращения домой. Прямо с тех пор, как пересек Кольцевую, упорно ассоциировавшуюся с рубежом, границей, за которой ждет нечто неопределенное, и к тому же нежелательное. Словно здесь уже дожидалась его возвращения тонкая чувственная сеть, и стоило в нее попасться, как вылетели из башки параминовские безумства, Пичка с ее ненасытностью и собственная симпатия к ней. Все опасения напрочь вышиб этот ничем не примечательный голос, словно тонкой струйкой проникший в ушную раковину. Вздрогнуло чутье, словно желая полнее оценить неуловимые феромоны, пропитавшие квартиру, и Толяныч осознал, что на самом деле ждал этого звонка еще с первого знакомства, а все что было в промежутке до сего дня — лишь временные отвлечения, и ничего они не значат. Совсем ничего, ни на микрон.

Он был готов сорваться с места прямо сейчас, в эту самую секунду, невзирая на головокружение, несладкое самочувствие и перманентное похмелье. Толяныч отчетливо ощутил тесноту штанов. Давненько никого он так не желал. Или вернее сказать, давненько ни один голос не производил на него такого неизгладимого впечатления без визуального и осязательного подтверждений. А может и вообще никогда.

Непонятное творится: предчувствие неприятностей напрямую связано с рыжей герцогиней, хотя единственная очевидная ниточка — упоминание Таганрога ныне покойным циклопом. И тем не менее притяжение к ней невероятно сильно, она как бы незримо уже присутствует здесь, хотя бы только в виде запаха, отголоска запаха, но как силен этот сладострастный отголосок! Словно в голове раскрылась книга, заранее заложенная на нужной странице, и не оторвешься, пока эту страницу не прочитаешь.

Он зажмурился, сжал зубы, издав мысленный стон, а что-то в душе так и рвалось, рвалось навстречу этому голосу, рыжим патлам и…

И ко всему остальному, так сейчас желанному, что…

Что…

Голова шла кругом.

«Держи марку, гнида казематная!!! Держи во что бы то не стало, даже если голова совсем отвинтится!..»

«У-у-угу-у…»

— Кто это? — А от подвздошья, да нет, нет, еще ниже, поднималась жаркая волна, такая, что он был смятен ее напрочь. Изжарен. Испепелен.

— Это Алька…

— Какая еще Алка? — С притворной злостью спросил Толяныч. Вышло очень натурально, особенно в свете захлестнувшего с головы до самого дальше некуда жара. Ах, эти губы в веснушках…

«Черт, да что это с тобой?»

— Ну, не Алка, а Алька… Альба! Помнишь, мы познакомились возле метро Менделеевская? Ты мне еще телефон свой на чипе написал… Вот звоню, звоню, но все тебя застать никак…

— А… Привет, пропащая. Я тебе тоже как-то звонил, да вот номером ошибся… Как жизнь?

— Все Окей! — И голос такой бодрый. Помялась… Толяныч как воочию увидел, как она там передергивает плечиком… — Вот, хотела с тобой увидеться. Ты что сегодня делаешь?

Толяныч ощущал себя, как та баржа, что бурлаки тянут по Волге. Тянут потянут…

А тут еще и Фантик, скотина, активировался не вовремя:

«А как же Пичка?»

«Какая еще, к чертям кошачьим, Пичка!!!»

Тя-а-анут…

— Понимаешь… Я только приехал… — перед глазами встало чудное видение ейных, ну, этих самых… И он чуть было не выкрикнул «Я готов!»

«Ну и хрен с тобой. Давай, лети, долбись до потери пульса. Она-то тебя и сдаст как миленького тем самым отморозкам. Давай-давай, раз так невмоготу…» — прорывалось ледяным душем сквозь шум в ушах. Пауннн! задрожала внутренняя струнка, становясь каната толще, и все потихоньку стало на свои места. Схлынуло:

— В общем, устал я, голова раскалывается… И настроение никакое…

«Ну что ты мямлишь, гад!!! — продолжал давить проклятый сбойный клон. Лучше сразу пошли ее на все четыре стороны!»

— В общем, не могу я сегодня — Наконец выдавил из себя Толяныч.

Уф… Во рту было сухо, как с похмелья. А почему, собственно, «как»? Пятидневное пребывание в Параминово давало о себе знать — даже выпивая стакан воды Толяныч вновь слегонца мусел.

— Жаль… Ну пока…

— Звони… — Но в трубке уже остались лишь гудки, и Толяныч набросился на не в меру бдительного соседа: «Что ты придурок все время лезешь? Достал меня уже в конец, бляха-муха!!! Твое дело десятое — тоже мне, полиция нравов!!!»

Он швырнул трубку, чем привлек настороженное внимание Матрены. Мягкими лапами девочка вспрыгнула на малютку и приступила к тщательному обнюхиванию хозяина. Вроде, поотпустило… Уф. Теперь уж точно больше не позвонит, а жаль.