Дмитрий Кравцов - Третий источник

— Коньяку, если есть. — Этого добра у Пастора всегда было в достатке. Родственники усопших не скупились, а делал свою работу он всегда виртуозно покойники выходили, как живые. Тьфу-тьфу-тьфу…

— Натюрлих. — Поверхность столика разошлась, и как ракеты из шахты, из его глубин показались горлышки бутылок.

— Красивый столик. — Толяныч глотнул коньяку. — Как ты его открыл?

Пастор усмехнулся, отчего все лицо пошло тонкой сеточкой морщинок:

— Да тут педаль с моей стороны.

— А-а-а…

Сам Пастор всегда пил только чистый спирт: налил стопку, выпил и подышал на кулак, как Змей Горыныч. Потом разжег в пепельнице ароматический шарик. Пастор их делал сам, ездил куда-то за тридевять земель собирать травки и прочее в том же духе — еще одно свое не самое традиционное нынче увлечение.

Толяныч подвигал ноздрями:

— Алоэ?

— Да много всего… Новый состав.

И пошли разговоры за жизнь: как жена, как дети — уже двое, поздравляю… нет, еще не женат… Незаметно подошло время полуночи, а Толяныч все никак не мог собраться с духом и изложить суть дела, пока наконец сам Пастор не взял быка за рога:

— Слушай, Фант, тут Бербер звонил — про тебя спрашивал. У тебя что, опять с ним дела?

Как раз вернулись младшие научные сотрудники. Пастор посмотрел на Сашу, тот молча кивнул и налил себе и Володе спирту. «Сразу видно, чья школа.» оценил Толяныч. Оба уселись напротив на диван, уставились на него и ничего ободряющего в их взглядах даже близко не было. А чел со свернутым носом, так и вовсе выглядит, как вылитый Терминатор из одноименной игры.

Пастор кашлянул:

— Так вот… Бербера, сам понимаешь, я не могу причислить цум фройнде, а уж тем более в последнее время, когда он и вовсе изменился далеко не в лучшую сторону. Тут забавная хохма была месяца три назад — пришли ко мне какие-то челобаны и предложили делиться. Пугали… — Помощнички на диване заулыбались. Толяныч тоже улыбнулся: испугать Пастора можно было лишь при поддержке штурмовой авиации. — Так вот, они сказали, что от Бербера. Он, правда, отрицает, а мне вязаться с ним было не с руки.

— А челобаны чего говорят?

— Уже ничего. Хотя спросили мы их по всей форме, можешь мне поверить. Толяныч усмотрел конкретный намек. — Сплошная блокада, не прошибешь и пентоналом. Так что, если ты с Бербером опять связался — это не есть гут.

— Так ты тоже имел с ним какие-то дела. — Изобразил Толяныч неведение.

— Времена меняются, Фант. Когда-то делал, теперь — нет. У него проявились несколько иные интересы, знаешь ли…

— Постой, Гоша, постой. Я ваши расклады не знаю, ни тебя, а тем более Бербера с того самого времени не видел. Ты же должен помнить, как он в свое время из кожи лез, все хотел меня к себе в команду заполучить. А как-то раз он меня все же здорово выручил. Я вот все никак понять не мог, чего это он меня все на работу зовет? Я давно не при делах. Так ни хрена и не надумал. Не знаю… Я уж надеялся, что он давно успокоился. Но у него просто чутье какое-то — стоит мне влететь, как он тут как тут. Вот и вчера…

— Ну, за тот раз ты ему сполна отработал. А теперь, как я понимаю, ты опять куда-то влетел?

— Слушай, Пастор. Мы не виделись с тобой уже больше года, и вдруг я вот так, словно снег на голову. Да еще и после берберова звонка. Я понимаю — это выглядит так, что вот раньше я работал на Бербера, а теперь, значит, решил к тебе перекинуться. Или засланец. А ты сейчас, я вижу, настороже. Напряги, да? Повторяю — я не знаю ваших раскладов и на Бербера не работаю. С тех самых пор. Конкретно. Ты ж меня не первый год знаешь! — Толяныч налил себе еще коньяку. — Да, у меня сейчас проблемы, так я и сам разберусь. Но есть одна закавыка… Короче, мне надо с тобой посоветоваться, уж больно все стремно как-то. Есть тут один мистический моментец не совсем ясный. И предчувствие у меня, понимаешь? Предчувствие такое нехорошее… — Со второй рюмки коньяк казался еще лучше. — Я действительно влетел, но это ерунда. Разберусь…

Чувствуя, что заходит на новый круг (черт бы побрал все эти круги), Толяныч полез за сигаретой. Сотруднички еле уловимо напряглись, но он упрямо закурил:

— Так вот. Мне тоже не нравится, что Бербер каким-то боком может быть замешан. Он мне вчера звонил, и на прошлой неделе тоже. Правда я того, гулял, короче… Короче, слушай сюда… Да, при ребятах можно?

— Можно. Если что — они потом забудут. Говори, только постарайся уж как-нибудь поразборчивей.

Пастор повозился в недрах столика, вытянул большую шкатулку, открыл. Все делалось неторопливо и очень плавно, так струится между камней большая сытая змея. Толяныч заворожено наблюдал, как Гоша вынул массивный перстень с темным гладким камнем, повертел в руках, отложил. Достал еще что-то, невидимое в огромном кулаке, подержал, опять положил назад. И все это молча. Потом опять взялся за перстень.

Манипуляции произвели на Толяныча несколько гипнотическое действие, но он пребывал в сильном напряжении, да и расклад, выявившийся между Пастором и Бербером выглядит даже хуже, чем он себе раньше представлял. Прямой наезд это очень серьезно, здесь Пастор всегда был беспощаден. Дружба дружбой, но оказаться между такими жерновами — перспективка та еще, и куда реальнее, чем все одноглазые отморозки и все Руки Славы и прочие артефакты вместе взятые.

И все же концентрация терялась, он явственно чувствовал стороннее давление на психику, и чтобы перебить его, внутренне словно бы перешел на запасную частоту — коррекция сбойнула…

Фантик оторвался от созерцания гошиных манипуляций и вкратце поведал историю, начиная со встречи с рыжей герцогиней и поездки с Циклопом, и кончая являвшимся во снах горбатым чудовищем. Пастор слушал внимательно, разглядывая кольцо с темным камнем, очень похожим на гематит, то надевая его на палец, то снимая и зажимая в кулаке. Глаза он прикрыл. Молодчики сидели молча, периодически поглядывая на шефа.

Фантик говорил, говорил, и вдруг ему в голову пришли две интереснейшие мысли: «Пастор ждал, что я от Бербера, вот и посадил своих челов, чтоб, значит, под рукой были. Круто же ему пришлось, если он друзьям теперь не доверяет! И второе: вспомни-ка того слюнтяя, который еще ходил, как с полными штанами. Так вот, запах от него точь-в-точь такой, как здесь — в морге!!!»

«Ну да, только не такой сильный… Это что же, отсроченная смерть?!! А уж не влетели ли мы с тобой, сосед, по самые помидоры?»

Фантик продолжал говорить, стараясь не выдать охвативший его мандраж. Он сел попрямее, ощущая рукоять нагана на пояснице и не представляя, как его выхватить из такой позиции. Есть правда еще Мышонок, но с Пастором тягаться один на один еще у Григорича было трудновато, не говоря уж о «младших научных сотрудниках». Против троих устоять вряд ли получится. Думай, братан, думай, а то разберут на запчасти, и писец котенку. Или того круче — наширяют отсроченной смертью, станешь зомбиком. Пастор — он ведь может, наверняка…