Дмитрий Кравцов - Третий источник

Спокойно!..

Осторожно, стараясь даже не шуршать одеждой, Толяныч присел; медленно, миллиметр за миллиметром донес револьвер до пола, коснулся глушителем — что же там в ванной-то происходит, а? И где Кротина, гад? А сам аккуратно тем временем переносил вес оружия с ладони на бледно-желтый линолеум, пока не положил его окончательно и бесповоротно… Выпрямился, а ухо само оттопыривалось в сторону двери, ловило такой знакомый ритм, который проявился в сперва хаотических отголосках, но понемногу обрел характерную направленность. Выдохнул и резко рванул дверь на себя, одновременно врубая свет…

В ванной Крот с азартом, вдохновенно трахал какую-то рыжую — РЫЖУЮ!!! девицу, а она ухала, как филин на сосне. Вот так дела!

Появления Толяныча никто и не заметил, да и не удивительно: здесь пахло спортзалом и еще этим же соблазнительным, что…

Яростный огонь возгорелся в нутре, и зверь, что сидит там же, взревел так, что даже стены задрожали. Виртуально, конечно.

Тут они как раз затеяли смену позиции, так что Толяныч получил полную возможность вступить в долю. Все напряжение минувшего дня, вся мерзость подозрений и отвращение к самому себе и окрестному миру, все это вдруг разрядилось в пах, и Толяныч повел себя адекватно: дрожащей рукой он нащупал язычок молнии — ВЖИ-ИК! — задышалось легче. И, успев лишь мимоходом заметить тоненький золотой браслет у рыжей на ноге, он отмахнул Крота в сторону как пушинку и пристроился, мгновенно войдя в заданный ритм. Обеими руками Толяныч вцепился в рыжие волосы, не прекращая движения развернулся вместе с ней на сто восемьдесят градусов туда, где маячил раскаленный — глаза бешенные, морда потная, аж лоснится вся — совершенно голый Крот. Толяныч подхватил ее под живот, надавил на буйно-рыжий загривок, и подтолкнул навстречу пышущему мартеновским жаром Сереге…

…Как они очутились в комнате, он даже не заметил. Но очутились. Может прошли весь коридор этакой монстровой каракатицей. Сознание ловило лишь отдельные отрывки действительности: муха на стене… алый сосок… блядская улыбка… охи-вздохи… почти наголо обритый золотистый лобок…

Потом была неопределенная возня на останках Малютки.

— Что? Сигареты? Да, давай перекурим… — и горький дым делится на всех. И снова вперед к вершинам блаженства. Покрытые потом, взъерошенные, задыхающиеся…

— Именем Жизни, дарующей жизнь, и семью именами бытия, заклинаю тебя ЗАМРИ! Замри!! Замри!!! — Громовой голос вырвал Фантика из водоворота соития и швырнул на холодный пол.

Мир действительно замер, лишь паучок неожиданности щекотно помчался по спине. Словно со стороны он наблюдал, как Пастор, в своем нелепом халате с росписью и огромных черных наушниках похожий свихнувшегося доктора, стоит на пороге, простерев руки в стороны, а Альба пытается вывернуться из-под Крота, застывшего в самой что ни на есть стремной позиции — так и врезал бы по заднице! — и спина Сереги лоснится от пота…

Время превратилось в вязкий кисель, в котором копошится герцогиня, пытается остановить свое поступательное движение Крот, и все медленнее, ватнее движения. И Матрена осторожно выглядывает из-за косяка. И реют полы пасторова халата…

Наконец герцогине удается выбраться, хотя сдвинуть тушу в шесть пудов, да еще неподвижную как бревно — воистину задача не из легких. Двигалась она не совсем уверенно, но уже выставила перед собой руки со скрюченными пальцами, и вот закружилась с Пастором по комнате в медленном, но смертельно опасном — это Фантик понимает по суете паучков уже по всему телу — танце.

У Пастора милицейский шокер, которыми он пытается достать Альбу, но без особого успеха — кажется он тоже двигался с усилием, словно завороженный собственным воплем. Разрядник потрескивает еле слышно. А может это лишь кажется…

И запоздалая, но от этого не менее острая боль взрывает локоть все-таки ушиб, как не берегся.

Толяныч выпал из течения времени, но Фантик, не обращая внимания на кисель и даже не пытаясь подняться, подтянул их общее тело, перекатился, захлестнутый яростью, воспаленный ею, взревел от боли:

— Ой, бля, сука рваная!!! — заставив всех замереть окончательно и бесповоротно. Лишь Крот дернулся конвульсивно, словно в электрическую розетку пальцем угодил.

Альба застыла. Замерла, окаменела…

Пастор, тот даже на миг опустил шокер…

И пользуясь моментом, Фантик сильно подбил рыжую герцогиню под колени, а Матрена с диким мявом сиганула ей на спину и впилась всеми когтями. Альба заорала благим матом, и тут же Пастор двумя быстрыми движениями коснулся ее плеч, легкий треск, и когда она опустила парализованные руки, третье касание пришлось чуть выше солнечного сплетения.

Герцогиня мешком рухнула на пол.

Толяныч пытался сварганить подобие завтрака, хотя какой может быть завтрак в четыре утра, иногда удивленно осматриваясь вокруг и еще не веря, что его внутренние операционки опять синхронизировались. Он вновь и вновь переживал, как почувствовал паралич, тело не подчинялось совсем, и тем не менее он сделал то, что сделал. Сознание в тот момент раздвоилось полностью, и он мог лишь пассивно наблюдать, как тело действует без всякого его участия. Фантик!!! Иного объяснения он придумать не мог. Но ведь Фантик лишь виртуальный клон! Он не может, не должен управлять телом. А вот поди ж ты.

Со стороны Толяныч чем-то напоминал сам себе новорожденного.

Пастор возился в ванной — что-то делал с герцогиней, она орала, как резаная, а Крот, уже облаченный в свои семейные трусы, сидел в кухне, прихлебывал виски прямо из горла и страшно, но невнятно матерился. Видимо, это помогало ему выйти из ступора.

Толяныч тоже страстно желал бы выйти из своего странного состояния, да вот только напитка для этого еще не придумали. Покетбук в очередной раз тупо уведомил, что в обнулении он не нуждается, и это тоже вносило добрую толику смятения в тот сумбур, что и так царил в его многострадальной голове.

— Какую же гадость люди пьют! — Это была первая членораздельная фраза, которую Сереге удалось произнести без добавления слов-паразитов.

Толяныч тоже приложился к бутылке:

— Пастор, ну скоро ты?!! Все готово!

— Яволь. Уже иду. — На пороге возник Пастор в своем клоунском халате, подпоясанном веревкой, и с кожаным чемоданчиком в руках — настоящий доктор Франкенштейн. Наушники, правда, он уже снял.

— Ну как она там?

— Нормаль… — Пастор поставил чемоданчик на пол и стал стаскивать халат. — Помоги-ка мне… Я позвонил мальчикам — они будут часа через полтора, мы ее заберем с собой. А пока пусть полежит спокойно. Только не заходите туда.

— А ты ее там случаем не препарировал? — Толяныч чувствовал жуткое измождение, словно не трахался, а по меньшей мере самолично обезвредил группу террористов, разгрузил состав с углем или сделал еще какую-нибудь такую же допотопную глупость. Горло саднило, обожженное вискачем и матюгами, и болел ушибленный локоть.