Кэт Ричардсон - Полтергейст

Обратно в офис я пошла пешком, буквально проталкиваясь сквозь самый настоящий затор из призраков. Пайонир-сквер явно готовилась к Хеллоуину: до праздника оставалось две недели, и духи об этом знали. Постепенно я даже начала их различать, хотя не представляла, кем они были при жизни, и, честно говоря, меня это мало волновало. Большинство представляли собой своеобразные витки воспоминаний: жалкие создания, они могли существовать, лишь снова и снова прокручивая некий сюжет из своей прошлой жизни. Другие, немногие, обладали сознанием и действовали самостоятельно. Когда-то я ими интересовалась, но быстро заметила, что подобное любопытство частенько выходит мне боком, и интерес как-то сам собой угас. Если им что-то понадобится, сами меня найдут, решила я и стала их избегать, как многие избегают слишком шумных соседей или назойливых родственников.

Я зашла в свой крохотный офис, окна которого выходили на край многоэтажного гаража, не имеющего исторической ценности. Автоответчик мигал. Все сообщения оказались номерами телефонов, переадресованными с пейджера. Сделав мысленную пометку поскорее решить вопрос со связью, я села и набрала сотовый Такмана.

Такман был явно не в духе.

— Что такое?

Я затараторила с нарочитой веселостью — специально, чтобы его позлить.

— Здравствуйте, доктор Такман. Простите, что беспокою. Я только что из полиции, разговаривала о Марке Луполди.

— О, ради Бога! Он в тюрьме? Поэтому он пропустил сеанс? Безмозглый сукин…

Я оставила веселый тон.

— Нет, Такман. Луполди не в тюрьме. Он мертв.

Из трубки доносилось дыхание Такмана и голоса студентов на заднем фоне. Ответил он не сразу.

— Когда это случилось?

— В среду днем.

— До сеанса, который он пропустил?

— Да. В отчете сказано, смерть наступила днем, около двух. Примерно за час до сеанса.

Голос Такмана по-прежнему был напряжен.

— Что произошло? Это как-то связано с проектом?

Я не собиралась откровенничать с Такманом — судьба юноши была ему безразлична, этого типа волновало одно: как смерть Марка затронет его лично. Судя по недавнему прошлому, он не умел держать язык за зубами и наплевательски относился к чужому мнению. Вряд ли он мог резко исправиться.

— Понятия не имею. Он был убит в собственной квартире — жуткое зрелище, кстати. Когда я приехала, копы собирали улики, но я мало что могу вам сказать. К тому же скоро у вас самого возьмут показания.

— Что? Почему?

— Стандартная процедура при расследовании умышленного убийства. Допросят всех знакомых Марка, которые могли знать, почему он был убит или кто убийца. Поскольку в последнее время проект занимал в его жизни важное место, полицию интересует каждый, кто как-то с этим связан. Не пугайтесь, допрашивать будут всех знакомых, от членов семьи и сослуживцев до бомжей, которых он когда-то подкармливал. Так работают копы. В этом мы с ними похожи: когда им нужна информация, они задают вопросы, и тоже не любят, когда им врут. — Я замолчала, давая Такману время переварить услышанное. — На вашем месте я бы отменила воскресный сеанс.

— Абсолютно исключено.

— Почему?

Он принялся терпеливо объяснять:

— Поскольку все идет к тому, что группа скоро распадется, важно сделать как можно больше, не прерывая процесс. И вы ни в коем случае не должны прекращать расследование — работайте в обычном порядке. Пока проект продвигается, на вас не будут обращать особого внимания. Но стоит остановить эксперимент, и группа разделится, отвлечется на вас или на Марка, вместо того чтобы сосредоточиться на работе. Я не могу этого допустить. Следующий сеанс пройдет, как запланировано. Вы не должны сообщать участникам о смерти Луполди, пока я не найду способ преподнести им новость с минимальным вредом для проекта. Теперь вы понимаете?

— О, я-то понимаю, а вот вы, боюсь, нет. Вас вот-вот втянут в криминальное расследование, которое ведет один из самых цепких и упертых в своем деле следователей. Вместо сердца у него айсберг, при этом он очень умен и очень не любит, когда ему вешают лапшу на уши. Если он решит, что вы сознательно скрыли факт смерти Луполди от участников программы и сотрудников, то задастся вопросом, почему, и рано или поздно докопается до причины. И в отличие от меня ему плевать на ваши научные успехи. Если вы не собираетесь отменять сеанс и сообщать группе о том, что произошло с Луполди, будьте готовы объяснить ваше поведение. Я работаю на вас и, если вы настаиваете, вынуждена подчиниться, но настоятельно рекомендую подумать о том, как это будет выглядеть в глазах полиции.

— Мисс Блейн, у вас вошло в привычку читать мне лекции, и меня это крайне раздражает.

— Подозреваю, вас раздражает любой, кто не позволяет собой помыкать. Я пытаюсь выполнить свою работу и уберечь вас от необдуманных действий, которые могут навредить проекту. А уж прислушиваться к моим советам или нет, дело ваше.

Было слышно, как он кипит от злости.

— В воскресенье я проинформирую группу. А пока работайте, ищите злоумышленника.

Только я собралась дать ему достойный ответ, как он повесил трубку.

Я обзвонила других участников проекта, застав лишь двоих: Дейла Сталквиста и Кена Джорджа. По голосу я узнала в Джордже художника, нарисовавшего портрет Селии, а в Сталквисте — светловолосого, средних лет бизнесмена. Джордж собирался уходить, сказав, что согласен на короткую встречу в субботу утром. Сталквист любезно выделил мне последний час своего рабочего времени при условии, что я буду у него в офисе через десять минут. Шикарный Коламбия-центр находился примерно на таком же расстоянии от Пайонир-сквер с ее пыльным очарованием, что и дворец правосудия, только вверх по холму. Я сказала, что сейчас буду, и помчалась к выходу.

Коламбия-центр — самое высокое здание в Сиэтле. Оно вздымается над Пятой авеню подобно трем столбам застывшей лавы, по странному капризу вулкана сплавленным в один обсидиановый пик. Наперекор господствующим ветрам изгибы здания, словно черные паруса, обращены к заливу Пьюджет-саунд. Это оплот многомиллиардных корпораций и топ-менеджеров. Некоторые называют его самым бесстыдным выпячиванием эго на Тихоокеанском побережье, и, вероятно, в этом есть доля правды. Два верхних этажа занимает самый дорогой бизнес-клуб в городе — клуб «Коламбия Тауэр» — переплюнувший даже уважаемый «Вашингтон Атлетик». Дейл Сталквист встретил меня внизу, в холле из красного камня.

Сталквист оказался одним из тех высоких, светлокожих блондинов, которым в кино всегда достаются роли нацистов или викингов. Несмотря на мой немаленький рост плюс высоченные каблуки туфель «на выход», которые я специально надела для этой встречи, я все равно уступала ему в росте.