Евгений Прошкин - Катарсис ефрейтора Тарасова (сборник)

Она вздрогнула и обернулась.

– С чего ты взял?

– Ясно, – сказал он и осторожно поставил чашку.

– Что тебе ясно, дурак? А вообще-то… – Ирина посмотрела ему в глаза, и Карпов, к своему удивлению, не смог выдержать этого взгляда. – Я жду. Даю тебе последний шанс. Или себе. Не знаю. Я семью хочу, понимаешь? Ты боишься потерять свободу, а мне страшно остаться одной.

Карпову, как всегда в такие минуты, стало стыдно. Да, да, Ира говорила правильные вещи: нельзя так дальше, не дети уже. Но он слишком хорошо представлял, что значит общаться с женщиной не изредка, а ежедневно. Кремы, телефонный треп, стирка… Когда видишь, что кукла набита обыкновенными опилками, играть становится не интересно.

После угрызений совести Карпов обычно испытывал отвращение и к котлетам, и к чистой кухне, и особенно – к разговорам про жизнь. Это утро не было исключением. Только уходя, он твердо знал, что больше не вернется.

Дождь всё не прекращался. Олег покурил в подъезде и направился в кафе за сквериком.

В стеклянном павильоне стоял праздничный гвалт. Половину зала занимала чернявая компания человек в пятнадцать.

– Торгаши местные, – с необыкновенной благостью пояснила буфетчица. – У одного ихнего сын родился.

– Так рано же еще для банкета, – удивился Олег.

– Ха, рано! Со вчерашнего дня бузуются. Здесь уж сколько хроников перебывало, все в умат! А эти сидят, хоть бы хны.

– Люся, Люся! – закричал кто-то. – Выпей, пожалуйста, за новорожденного!

– Да уж навыпивалась, – замахала руками буфетчица. – Мне еще кассу сдавать.

– Э, касса-шмасса! Ты иди сюда, выпей! И красавца молодого бери с собой, мы сегодня всех угощаем.

– Уважь, – посоветовала Люся. – Не бойсь, ребята хорошие.

Спустя мгновение Олег сидел за столом. Перед ним появилась тарелка с прыщавым куриным окорочком и салатом из лосося, рядом возник пластмассовый стаканчик с вином. Напиток, судя по всему, был привезен с родины счастливого отца – ничего похожего Карпов раньше не пробовал. Оказалось, что сын родился у Ашота, седого мужчины лет пятидесяти с большим потным носом.

После курицы было какое-то блюдо из национальной кухни – как водится, с обилием зелени и соуса, и Карпов ел снова, гася перцовый пожар теплым пивом.

Потом было что-то еще, потом снова салат и вино.

Дородную Люсю сменила юркая тетя Галя, а компания заметно пополнилась. Олег посмотрел на часы, но вместо циферблата увидел лишь мутный пятак. Пора отваливать. Он хотел встать, однако в это время дряхлый старец с лиловыми губами произносил тост, и уйти Карпову не позволили. Когда тост закончился, все дружно выпили, и он был вынужден присоединиться. Пока Олег допивал вино, тамада затянул новую историю. Карпов сообразил, что следует прикончить спиртное первым и, не мешкая, откланяться. Дождавшись сакраментального «так выпьем же за то, чтобы…», он опорожнил стакан тремя большими глотками, по ходу определив, что там не вино, а водка. Тарелку куда-то унесли, и за неимением закуски Олег запил джин-тоником.

После этого земля покатилась у него из-под ног, и догнать ее уже не было сил.

Дальше, как сквозь помехи междугородней связи, прорывались лишь отдельные вспышки-картинки: старик произносит тост… входят три милиционера… старик произносит тост… несут ящик водки… два милиционера уносят третьего… тычут в нос куском мяса… наливают стакан… тетя Галя падает на пол… приносят коробку шампанского… старик произносит тост… наливают стакан…

Карпова разбудил злобный шахтер, долбивший в голове тоннель между левым и правым полушариями. Шахтеру вторил его собрат, рубивший проход от мозжечка к гипофизу. Олег хотел застонать, но каждый вздох отзывался накатом тошноты. Думать было больно. Издали доносились какие-то приглушенные звуки – слышать их было так же мучительно, как и дышать.

Говорили не по-русски.

Кто-то подошел и тронул Карпова за плечо. Олег ожидал увидеть Ашота или тамаду, но это лицо было совершенно незнакомым.

– Проснулся? Вставай, покушай.

– Домой хочу… – прошептал Карпов и закрыл глаза.

Очнувшись, он обнаружил себя в машине.

– Сколько времени? – спросил он у водителя.

– Восемь.

– Вечера?

– Не утра же!

– Надо проспаться. Мне в понедельник на работу.

Таксист покосился на Карпова и захохотал.

– Ну ты… ты… Ой, не могу! Понедельник… Он же был вчера!

– Как ты сказал? – Олег решил, что ослышался.

– Вторник сегодня, вторник.

– Восемь вечера? – с ужасом переспросил Олег.

– Десять минут девятого.

– А где же я был всё это время?

Водитель лишь покрутил головой и снова засмеялся.

Зайдя в квартиру, Карпов первым делом включил телевизор. Вскоре начались новости, и ему стало совсем скверно. Таксист не шутил: действительно вторник, а это значит… это значит, что… кто-то взял огромный ластик и стер из жизни Карпова двое суток.

Мысли зароились безумными пчелами. Так… В кафе он зашел в воскресенье утром. Допустим, пропьянствовал до самого вечера. Допустим, но уже с большой натяжкой, что еще сутки отсыпался. Но где еще один день?..

Головная боль навалилась с новой силой, и Олег распахнул холодильник в поисках пива. Пива не было, пришлось похмеляться водкой. Карпов налил пятьдесят граммов и, скорчившись, выпил. Экран вместе с диктором свернулся в сияющую спираль.

Когда Карпов проснулся, на улице было светло. По телевизору опять передавали новости, из которых Олег узнал, что среда в самом разгаре и на нем уже три прогула. Первым порывом было позвонить Шефу, но Карпов решил отложить объяснения до четверга. В конце дня Валерьяныч бывает замотан. Лучше завтра прийти пораньше и сразу – с повинной. А в следующий выходной смотаться к тому кафе и выяснить, что же происходило в эти злополучные дни.

Шеф явился на работу в приподнятом настроении, и это было большой удачей. Когда Леночка доложила, что Карпов с утра просится на прием, Валерьяныч удовлетворенно покивал и распорядился:

– Пусть зайдет. Хорошо хоть, живой.

Олег вполз в кабинет ласковым ужом и, прижав ладони к сердцу, застонал:

– Евграф Валерианович, расскажу всю правду!

И действительно рассказал – начиная с того момента, как ушел от Иры. При этом на его лице было написано такое глубокое раскаяние, что под конец Шеф уже не знал, как успокоить подчиненного.

– Вот видишь, чем оборачивается неумеренность, – наставительно произнес Валерьяныч. – Водка знаешь, каких людей губила? Ого-го были люди! А ты еще совсем молодой человек, ни к чему тебе это.

– Да я, Евграф Валерианович…

– В общем, так. Напишешь «за свой счет», Лена оформит задним числом.

– Спасибо, Евграф Валерианович! – Олег вложил в голос столько подобострастия, что еще капля, и оно полилось бы через край. – Искуплю трудовым подвигом!