Виталий Вавикин - Суккубус

Маккейн очистил скамейку. Кристин села к нему на колени.

– Скольких девушек ты приводил сюда до меня? – спросила она.

– Ни одной.

– Я тебе не верю.

– Последние годы я предпочитаю спальню.

– Ты просто мальчишка.

– Не говори, что тебе не понравилось.

– Понравилось.

– Хочешь сделать это здесь?

– Не очень.

– Да ладно. Тебе понравится, – он развернул ее к себе лицом. Расстегнул молнию на своих брюках, поднял юбку Кристин к поясу.

– Как ты это делаешь? – спросила Кристин.

– Что делаю?

– Возбуждаешься так быстро.

– Я не знаю. Не думал об этом.

Она охнула, закрыла глаза. Ставшее синим небо разродилось внезапным дождем.

– Как мокро! – засмеялась Кристин. Маккейн все еще сжимал в руках ее бедра, но она уже одергивала юбку и поднималась на ноги.

– Посмотри на них! – сказала Ламия.

Кевин припал к окну. Маккейн, Брэдли и Кристин сидели за столом. Свечи, ужин, вино в бокалах – там, а здесь… Здесь ветер, холод да дождь. И еще Джесс. Такая красивая. Такая мертвая… Смех. Этот дьявольский женский смех! Кевин видел, как смеется Кристин. Голова запрокинута, грудь вздрагивает… Счастье…

– Я вам не верю! – заявила она.

– Да говорю тебе, прокурор – гей, – Маккейн отобрал у Брэдли пачку сигарет. – Скажи, что это так, брат! Скажи, иначе я выброшу твои сигареты в огонь!

– Прокурор – гей. Доволен?

Снова смех Кристин.

– Врете вы все!

– Расскажи ей, – Маккейн поднес пачку к огню в камине.

– Рассказать?

– Ну да.

– Рассказать что? – Кристин закурила.

– Лет пять назад, на день независимости, Дариус перебрал и домогался до него. – Брэдли забрал у брата сигареты. – Доволен?

– Лет пять назад?

– Может, шесть, – Маккейн, улыбаясь, смотрел, как огонь пожирает древесину.

– Сколько же тебе тогда было?

– Вот только не надо фрейдизма, ладно? К тому времени я уже знал и более странных людей. Педофилы, гомосексуалисты, лесбиянки… На дворе эра будущего, черт возьми!

Кристин стала вдруг серьезной.

– Поэтому ты такой?

– Какой?

– Злой.

– Нет.

– А моя сестра? То, что она и Джесс, ну… Ты это правду сказал или…

– Правду.

– Черт! И часто они приходили сюда?

– Думаю, когда было желание.

– И… Они были вдвоем или же…

– Мы были все вместе. В одной кровати. Если ты об этом, – Мак-кейн поймал ее взгляд, устремленный к Брэдли. – Нет, мой брат никогда не был с нами. Только я и девочки.

– Не думаю, что этим нужно гордиться.

– Я и не горжусь.

– Не верю.

– А ты?

– А что я?

– Разве ты никогда не гордилась этим?

– Нет.

– Странно. Ты не похожа на фригидную суку.

– Причем тут это? Мне кажется, секс – это личное дело каждого.

– Мне кажется, в мире есть много других вещей, на которые следует накладывать табу и стыдиться их. Скажи, разве ты никогда ни о чем не мечтала?

– Может быть.

– Я имею в виду секс.

– Я и говорю: может быть.

– И о чем?

– А ты?

– Когда-то.

– Что значит когда-то?

– То, что я уже не знаю, о чем мечтать, по крайней мере, в сексе.

– Я тебе не верю.

– Не веришь, потому что завидуешь, или у самой есть много неудовлетворенных желаний?

– Может быть.

Маккейн засмеялся.

– Ты прямо как мой брат! Из него тоже слова лишнего не вытянешь!

– Мне нравится твой брат.

– И что это?

– В смысле?

– Лесть или фантазия?

– Ревнуешь?

– Вот еще!

Они допили вино. Брэдли ушел, оставив их наедине. Поцелуи, объятия…

– Может, теперь скажешь? – спросил Маккейн.

– Сказать что?

– Как тебе нравится делать это?

– А ты угадай.

– Многим нравится быть сверху, но у тебя, думаю, должно быть что-то другое.

– Ты ошибся.

– Вот как?

– Я самая обыкновенная, – Кристин улыбнулась.

– И никогда не хотела заняться любовью с женщиной?

– Нет.

– А с двумя мужчинами?

– Не особенно.

– А пара на пару?

– Может быть. Не знаю. Если только с тобой.

– Почему со мной?

– Потому что ты этого хочешь.

– Я уже ничего не хочу.

– Тогда к чему эти разговоры? – она запустила руку ему под рубашку, нащупала сосок и сильно сжала его пальцами. – Тебе нравится то, что я сейчас делаю?

– Мне много чего нравится.

– Вот как?

– Знаешь, как это делали в Греции?

– Знаю.

– Нравится?

– Нет, но если хочешь, можем сделать это так.

– Нет, – он поднялся с дивана. – Закрой глаза.

– Боюсь, мне не очень это понравится.

– Откуда ты знаешь, что это?

Он отвел ее в картинный зал.

– Могу я узнать, почему эти рисунки так важны для тебя? – спросила Кристин.

– Я же просил не подглядывать.

– Я задала вопрос.

Кристин старалась смотреть Маккейну в глаза, но картины словно магнит притягивали к себе ее взгляд. Эти безумные, холодные, пахнущие смертью картины. Кристин буквально чувствовала, как они наблюдают за ней – жадно, похотливо, плотоядно. Десятки, сотни, тысячи лиц… Маккейн обнял ее.

– Не бойся, – сказал он.

– Чего я должна бояться? – Кристин не могла не смотреть. Не могла не прислушиваться. Взгляды. Шорохи. Слишком темно. Слишком странно. – Какого черта? – она обернулась, почти уверенная в том, что сейчас увидит кого-то позади себя.

– Я же сказал, не бойся.

– Мне не нравится это место, – Кристин вглядывалась, прислушивалась, пыталась различить хоть что-то, но вокруг был лишь сумрак, мгла, ночь. И снова кто-то за ее спиной. Чье-то дыхание. Чьи-то руки. – Я хочу, чтобы ты включил свет, Маккейн!

– Здесь только ты и я, – он крепче прижал ее к себе.

– Отпусти!

– Это место исполнит все твои мечты. Все, чего ты когда-либо хотела. Самое дерзкое. Самое желанное…

– Да отпусти же! – Кристин влепила ему пощечину. Тени. Она видела, как они отступают в сумрак – слишком четкие, чтобы поверить в игру света. – Ты, маленький чертов извращенец! – крикнула Кристин. – Ты и твой чертов брат, – она не сомневалась, что третьим в этой комнате был Брэдли. Больше некому. – Придурки!

Кристин выбежала из дома.

– Что-то не так? – спросил Брэдли.

Он стоял на крыльце, не замечая, что сигарета, которую держит в руке, истлела, и уголь лижет кожу его пальцев. Но если Брэдли был здесь, то кто тогда был там, в картинном зале?

– Кристин?

– Не подходи ко мне! – она попятилась, едва не упав, забыв о мраморных ступенях.

«Что же здесь происходит, черт возьми?!»

Лужи захлюпали под ногами. Дождь намочил одежду и стих. Кто-то включил освещение парка. Фонари не горели. Почти не горели. Ядовито-желтая луна тонула в океане туч. Чей-то голос позвал ее по имени. Или это всего лишь ветер? Кристин побежала. Где-то здесь был выход. Обязательно должен быть выход! Ветка шиповника хлестнула ее по щеке.

– Черт!

Кристин повернула налево, затем направо. Исправных фонарей стало больше. Темное каменное строение вынырнуло из темноты. «Moles», – гласила выбитая в камне надпись, нависшая над ярко освещенным входом. Вездесущий вьюн опутывал возвышающиеся колонны, окружившие два цилиндрических этажа на четырехугольном основании. Зависший высоко в небе купол, казалось, тянется к ядовито-желтой луне, намереваясь проткнуть, как гнойный нарыв.